Никто не встречал его более в Браззавиле, в котором он так незаметно прожил несколько дней в самом начале. О нем уже стала складываться легенда. Было известно, что он потерял ногу, когда на второй год оказался один с братом в гуще лесов. Известно было также, что, презирая огнестрельное оружие, Дьедонне Фершо неизменно носил с собой несколько динамитных шашек.
Именно через Бельгийское Конго, которое по одной реке граничит с Французским и вотчиной братьев Фершо, стала известна история с тремя неграми. Было ли это правдой или ложью? По рассказам одного неграпауина, укрывшегося в Кокийатвиле, одноногий белый умел напускать порчу на негров и те разрывались на части.
По правде говоря, это мало кого удивило и взволновало. Когда же в одном из браззавильских кружков Эмиля Фершо спросили об этом, он не стал ничего отрицать, сказав, что, оказавшись в лесу с носильщиками, вознамерившимися бросить его одного без продовольствия, его брат разгадал их намерения, кинул в зачинщиков шашку с динамитом и трое туземцев погибли. В суд это дело передано не было.
По мере того как рос курс акций на кокосовое масло, возрастало и значение "Коколу". К первому судну прибавились многие другие разного тоннажа. Так появился и "Коколу XX", построенный специально на верфях Сен-Назера и перевезенный по частям в Матади. На Фершо работало несколько сот белых как в отделениях компании, так и в Бразза.
К тому времени относится и другая традиция - утверждать, что братья Фершо хуже других хозяев оплачивают труд своих служащих. На что занимавшийся внешней торговлей Эмиль отвечал:
- Мы действительно выплачиваем им скромную ставку. Но они могут заработать куда больше, если станут вкладчиками, получая проценты с доходов.
- К сожалению, - возражали ему за спиной, - никто и никогда не получал эти проценты. На то и существует Дьедонне Фершо!
Все это позднее в совсем иной атмосфере Парижа послужило поводом для страстной полемики. Многие газеты писали о Дьедонне Фершо, как об "акуле", и называли его также Убангийским сатрапом.
Дьедонне Фершо попрекали не только тем, что у него в каждой деревне было по нескольку жен из числа туземок - что, похоже, соответствовало истине, - но еще в большей степени тем, что он склонял к сожительству жен своих служащих.
Короче говоря, по мере того как росло его состояние, репутация Дьедонне Фершо становилась все более сомнительной.
Хотели ли братья Фершо устранить первых финансистов, которые позволили им основать "Коколу"? Во всяком случае, уже в 1913 году они открыли первый филиал для разработок пород черного дерева и окуме и почти тотчас - компанию по разведению каучуконосов.
В 1915 году, во время войны, финансовый вес братьев Фершо возрос еще больше, позволив Эмилю Фершо покинуть Браззавиль и поселиться в Париже.
За двадцать лет его старший брат лишь однажды совершил поездку в Европу. Будучи уже очень богат, он проделал путь на борту грузового судна, высадившегося в Дюнкерке. Поговаривали, что поездка была предпринята для ухода за культей, от которой он очень страдал. Но в колониальных кругах Парижа, где имя его уже стало известно, Фершо так и не появился.
Разочаровала ли его эта поездка? Так или иначе, но в течение еще двадцати лет он ни разу не покинул свои леса и болота в Убанги.
Даже роясь в архивах Дворца правосудия в многотомном Деле Фершо, точнее - в делах братьев Фершо, трудно установить, в результате чего против них было начато судебное разбирательство.
Еще в 1934 году оба Фершо - и тот, что жил в Париже и которого все знали, и другой-легендарный Фершо с моторки, оставались весьма могущественными лицами. Их состояние исчислялось в несколько сот миллионов франков, иные даже называли миллиард.
По всей видимости, такое огромное состояние не могло быть нажито только чистыми руками. Закон есть закон, но в дела человека, достигшего определенного социального положения, правосудие сует свой нос только в случае крайней необходимости.
Была ли возможность забыть несчастную историю с тремя неграми, от которой оба брата, впрочем, никогда не отпирались? Конечно, нет. Она стала легендой, и в кругах Браззавиля о ней рассказывали пораженным новичкам, как о подвиге героической эпохи завоевания Африки.
Было ли ведомо в высших сферах, что братья Фершо нарушали законы о компаниях, о коммерческих сделках, даже простые таможенные правила при всей видимости их соблюдения? Подтвердились ли сведения, что их концессии приносили тайные доходы?
В это трудно поверить, и в нашумевшем интервью мэтра Франсуа Мореля, бывшего поверенного в делах, ставшего затем советником Дьедонне Фершо, говорилось:
"Если крупные компании станут следовать морали, которую исповедуют обычные смертные, у нас не будет ни банков, ни заводов, ни больших магазинов. Так что не смешите меня, господа, такой внезапной вспышкой порядочности. Скажем прямо: братья Фершо, с которыми до сих пор удавалось договориться, стали слишком могущественны и мешают другим державам. Тут, стало быть, вступают в силу законы джунглей. Только, упаси Боже, не говорите мне ни о законе, ни об общественной морали".
Так или иначе, но в апреле 1934 года против братьев Фершо по настоянию господина Гастона Аронделя, колониального инспектора второго класса, было начато следствие.
Стал ли сей Арондель, личность весьма малозначительная, но которого описывают как очень самонадеянного человека, лишь инструментом в чьих-то руках? Вполне возможно. Возможно также, что он действовал в отместку за оскорбленное самолюбие со стороны Дьедонне Фершо.
Но маловероятно, чтобы подобный шумный скандал был вызван лишь протоколом, составленным бригадиром жандармерии небольшого лесного участка. В нем шла речь о кокосовом молоке и обвесе. По распоряжению Аронделя были арестованы весы и товар, а ничего не понимавших в этом деле туземцев попросили подписать крестами составленный протокол.
Сам Дьедонне Фершо вел себя, как гордец, и, по рассказам, решил не уступать этому Аронделю, которого иначе как задиристой мошкой не называл. Он, впрочем, не стал отрицать: