Боясь малейшим движением, неуловимым для других дуновением ветра разбудить Фершо, Моде долго ждал, прежде чем решился открыть дверь и выйти в темный коридор, в глубине которого светилась щель в двери комнаты Жуэтты. Она была там одна, приготовляя питье. Арсен, должно быть, ушел из дому или сидел в своей комнате.
- Я выйду подышать воздухом...
Она посмотрела на него с видом человека, которого только что разбудили и тот еще окончательно не проснулся.
- Если я срочно понадоблюсь... Позвоните в пивную Шандивера... Я, вероятно, зайду туда...
Он сбегал из дому, как бегут от опасности, словно старуха была способна задержать его; кубарем скатился по лестнице, пересек двор и оказался на улице. Вокруг кипела жизнь. Его толкали люди, не имевшие понятия о Фершо. Он слышал обрывки их разговоров, и ему было досадно, что он не такой, как они. Пробираясь среди людей, он напоминал человека, который стремится поскорее покинуть дурное место, чтобы отделаться от воспоминаний о каком-то постыдном удовольствии.
Да, здесь кипела жизнь... Тротуары, квадраты или прямоугольники витрин, проезжавшие со звоном трамваи, полицейский на перекрестке. Воплощением же этой жизни была видневшаяся вдали просторная и сиявшая огнями пивная Шандивера. в чью теплую атмосферу ему хотелось скорее погрузиться...
Напрасно, находясь на улице Шануанесс, он позволял так на себя давить. Теперь он походил на тех женщин, которые, позабыв о кокетстве, рвут на себе волосы возле покойника, гримасничают, делают вид, что разрывают на себе одежду, а спустя несколько часов позволяют вести себя к обильному столу - нельзя, мол, распускаться! - и перед тем как начать есть, хлюпают носом и припудривают лицо.
Он боролся сам с собой. Дьедонне Фершо... Ну и что? Во-первых, этот человек был ему никем. Моде поступил к нему случайно. Так почему тот так пристально смотрел на него, словно гипнотизируя? Не утруждая себя тем, чтобы как следует платить ему за труд секретаря, он не давал ему ни минуты покоя, ревнуя больше, чем к любовнице. Дай ему волю, он бы попытался помешать ему думать о чем-либо другом, кроме как о нем самом.
Вероятно, Арсен, с его оскорбительным здравым смыслом и гнусным цинизмом, был прав, утверждая, что патрон безумен. Вот если бы только его миллионы не существовали в действительности... Но они существовали. Доказательством тому служили Эмиль Фершо, все эти письма, телефонные звонки, все эти послушные человеку с улицы Шануанесс банкиры и юристы.
Имел ли тот право лежать, скорчившись в своей берлоге, и спать как больной зверь в кое-как прибранном углу?
Они покинули "Воробьиную стаю" всего три дня назад. И снова прав оказался Арсен, которого Моде ненавидел за его иронические ухмылки.
- Вот увидите, через сутки мы будем в Кане.
- С чего вы взяли? - с удивившей его самого почтительностью простодушного мальчишки, обращающегося к взрослому, спросил он.
- Приближается приступ...
Ночью они действительно услышали, как мечется Фершо. Но он никого не позвал, сам спустился за свежей водой, а утром в восемь не вышел из своей комнаты, стуча по полу палкой или деревяшкой.
- Велите Арсену подготовить машину и помогите снести в нее все документы.
Его лихорадило, глаза блестели. Рядом с грязным стаканом лежали таблетки хинина. Мишель еще не знал, как начинается приступ малярии. Он только чувствовал, что обычно такой самоуверенный Фершо испытывает страх. Возможно, страх смерти, страх подохнуть в этом чужом доме. Оттого он и сбегал в другой город, бывший ему столь же враждебным, как и эта большая хибара в дюнах. Может быть, он испытывал потребность оказаться поближе к свету, к толпе?
К нему поднялась Жуэтта. Переругиваясь, они долго разговаривали. Старуха настаивала на том, чтобы вызвать врача.
Смирившись, что-то бормоча сквозь зубы, она помогла затем Арсену и Мишелю собрать и запихнуть в машину все, что они возили из дома в дом. На губах Фершо начала проступать пена, но он не жаловался, не произнес ни слова о своем здоровье.
У Моде не было времени предупредить Лину. Сначала он решил, что, увидев их перегруженную машину, она все поймет. Но потом сообразил, что это все равно ничего не даст. Не оплатив по счетам за пансион, она ведь не могла приехать к нему в Кан. Не пора ли было попросить у Фершо денег?
В особняк на улице Шануанесс, сохранивший свое былое достоинство, они внесли обычный беспорядок.
- Соедините меня с Морелем.
Приняв снова хинин, Фершо не стал ложиться, звонил в Париж, с удвоенным интересом заставлял читать писавшие о нем свежие газеты.
Моде казалось просто недостойным часами кружить вокруг патрона, не решаясь попросить у него аванс! Он сделал это в самый, как ему показалось, подходящий момент, когда они остались одни. Фершо сначала помолчал, будто не поняв или не расслышав просьбу секретаря, а затем презрительно вздохнул:
- Деньги...
И внезапно, словно проснувшись, язвительным тоном произнес:
- Разумеется, вы получите свои деньги, гос-по-дин Моде! Принесите мне бумажник из ящика.
Мишель уже готов был начать извиняться, даже вовсе отказаться от денег, поклясться со слезами на глазах, что все это из-за жены... Но не сделал этого. Красный от стыда, он принял свой месячный аванс и отправил перевод Лине, назначив ей свидание в том же отеле, в котором они провели ночь по приезде сюда.
Он уже дважды забегал туда повидать ее. Во второй раз она объявила, что сняла на месяц комнату возле пивной Шандивера. Теперь он как раз шел на свидание к ней. Она ждала его там. Уже издалека он увидел ее в огромном, как корабль, освещенном зале пивной и, даже не вступив в его теплую и шумную атмосферу, почувствовал, как возбуждены его нервы, как трепещут ноздри. Невольно выпрямившись, он стал пробираться между столиками.
- Я жду тебя целый час!
Она сидела совсем одна перед чашкой кофе со сливками. Мужчины, наверное, уже составили о ней ложное представление. Он тотчас обнаружил одного из них, сидевшего напротив и со смущенным видом протиравшего стекла очков.