У них была возможность выйти за пределы города, пройтись вдоль пляжа навстречу ветру и волнам, но Фершо передвигался с трудом и быстро продрог. Улицы, рынок, женщины с непокрытыми головами, рабочие дорожной службы-все это тоже составляло убогий фон их утренней прогулки.
Полиция всюду разыскивала Фершо, а он, медленно прихрамывая, брел вдоль тротуаров, задевая ящики с овощами или лотки с мясом. Лина и Мишель не решались нарушить его молчание.
Ноги сами привели их к маленькому кафе поблизости от дома. Они уже привыкли к его запаху, к опилкам на влажном полу и хозяину, начищавшему кофейник.
Они уселись за свой обычный столик, потребовали красную подстилку, карты, фишки, минеральную воду для Фершо и кофе с вином, которое Мишель пил, не вызывая недовольства жены.
Лина играла плохо. В "Воробьиной стае" и Кане Фершо во время игры был сварлив, придирчив и нетерпелив, если партнер медлил с ходом.
- Козыри трефи...
- Нет...
Лина нерешительно рассматривала свои карты, не зная, брать ей или нет.
- Твой ход,- говорил ей Мишель.
- Я не знаю, какой картой идти... Брать?.. Или нет?..
На этот раз Фершо молчал, не выражая никакого недовольства!
- Поступай как хочешь, но играй!
- Если ты будешь меня теребить, я сыграю неправильно.
- Думаешь, весело ждать, когда ты пойдешь?
Начиная игру, она рассматривала карты с гримасой балованного ребенка. Теперь ее руки немного дрожали, казалось, что она заплачет- верхняя пухлая губка ее надулась еще больше.
- Ты будешь играть?
Почему, ну да, почему она подняла глаза на Фершо, словно призывая его на помощь? И тот спокойно произнес:
- Не спешите, Лина. У нас нет никакого другого дела весь день.
- Вот именно, не спеши! Все равно пойдешь неверно.
Разве не имел он права относиться к жене, как ему заблагорассудится?
- Послушай, Мишель...
Она показала карты, готовая бросить их на стол.
- Не поддавайтесь на слова вашего мужа. Я вижу у вас есть девятка треф и валет. Надо брать...
Руки у Моде дрожали. Ему хотелось бросить карты и уйти. Искушение было так велико, что он только чудом удержался и ничего не сказал. Затем сыграл, сам посматривая на партнеров. Гроза грохотала где-то рядом и никак не решалась разразиться. Лина выиграла партию.
- Видите! Не надо терять голову и смотреть на мужа.
Она благодарно улыбнулась. Они сыграли еще партию, и дурное настроение Мишеля, который проиграл, усилилось, особенно после того, как он не заказал каре дам, о чем Фершо не замедлил ему напомнить.
Казалось, Фершо видит карты Лины.
- Снимите. Теперь, если у вас есть бубновый туз, идите им. Если нет, ходите самой сильной картой. У вашего мужа нет больше козырей.
Так продолжалось с час. Выпить кофе зашла дочь рыбака в черной блестящей плиссированной юбке. Она стояла у стойки, высокая, стройная, светлоглазая, и с открытым ртом смотрела на них.
Играя, Мишель поглядывал на нее. Ему показалось, что она смотрит только на него, и призывно ей улыбнулся. Та отвернулась и заговорила с хозяином.
Мишель находился в таком состоянии, когда для вспышки достаточно было любого повода. Фершо протянул руку и, не глядя, взял карту Лины, показывая, что играть надо ею.
Мишель встал и бросил свои карты на стол - сделать это ему хотелось уже давно.
- Если вы решили двое играть против меня одного...
Он направился к вешалке, взял шляпу, перебросил через руку плащ и вышел.
Хотел ли он произвести впечатление на девушку? Было и это, и остальное. В его чувствах было все - отвращение, нетерпение, унизительное сознание своего ничтожества, желание возвыситься в собственных глазах.
На улице он растерялся, не зная, куда идти. А так как не хотел, чтобы видели его нерешительность, то побрел к дому госпожи Снек. Инстинкт подсказывал ему, что дальше идти опасно, что тогда будет трудно вернуться.
Он вошел в дом, поднялся к себе, запер дверь на ключ и бросился на постель.
Только час спустя, когда он уже стал беспокоиться, на лестнице послышались неуверенные шаги и в дверь тихо постучались.
Это был сам Фершо. Лина осталась внизу.
10
Едва увидев, как они спускаются по лестнице, Лина, по обыкновению занявшая место за столом, поняла, что в их отношениях что-то надломилось. Однако это не походило на драму. Казалось даже, что они довольны друг другом, обмениваясь во время завтрака любезностями и нерешительными взглядами, как любовники после ссоры.
Внешне из них двоих более стесненно себя вел Мишель. Его тонкая кожа сразу покрывалась красными пятнами при малейшем волнении. Как бы ему ни хотелось, но он все равно был похож на ребенка, только что задыхавшегося от рыданий, который, всхлипывая, еще чувствует соленый вкус своих слез.
Взгляд Фершо был более тяжелым, чем обычно, и, когда ему случалось улыбнуться, потому что Лина старалась их развеселить, он туманился воспоминаниями.
Они сидели втроем в маленькой столовой с низким потолком, за короткий срок словно пропитавшейся их близостью. Портрет капитана Снека с медалями не казался им больше чужим, побрякушки, в строг ом порядке лежавшие на черном мраморе камина, выглядели не смешными, а трогательными, тогда как швейная машинка в углу у окна, казалось, жила своей замкнутой и благодушной жизнью.
Как обычно, кто-то завтракал на кухне. Все клиенты госпожи Снек более или менее походили друг на друга: им было под пятьдесят, это были широкоплечие, краснолицые мужчины, и Лина могла поклясться, что у них у всех одинаковые голубого цвета наивные глаза. Они смущались, когда, открыв стеклянную дверь, обнаруживали в столовой постояльцев. В таких случаях они быстро проходили мимо, задевая за стену и застенчиво кланяясь. Госпожа Снек ставила им на кухне приборы и обслуживала вперемежку с теми, кто сидел в столовой.
Что касается лоцмана, жившего в одной из комнат второго этажа, его никогда не было видно. Он работал в разное время и уходил то вечером, то среди ночи, прихватив эмалированный голубой бидон. Часы его работы никогда не совпадали с теми, к которым привыкли другие жильцы. Так что, если голубой бидон был им знаком, то соседа своего они не знали в лицо.