Они ели медленнее, чем обычно, словно стремясь доказать друг другу и самим себе, что чувствуют себя непринужденно, что ничего не случилось, что жизнь продолжается.
Но по взглядам, которые они с мнимой безмятежностью бросали по сторонам, можно было без труда понять, что жизнь, которая сама собой сложилась у них - с ее странной близостью, таинственными ритуалами и уже традициями,- кончилась.
В момент, когда прибой достиг наибольшей силы, ветер внезапно стих, уступив место грязного цвета туману, который стал плотно укутывать город. Через квадратики окон и двери все видели, как постепенно стали исчезать черные силуэты грузовых судов, а ближний причальный кнехт, по мере того как капельки воды лакировали его поверхность, становился все более глянцевым.
Хотя мужчины и не задержались наверху, госпожа
Снек чувствовала, что что-то случилось. Передавая им блюда, она наблюдала за ними, словно желая сказать:
"Послушайте, все это не имеет значения! Так бывает во всех семьях. После мелкой ссоры люди любят друг друга еще больше!"
Но не смела этого произнести и, вздыхая, поглядывала на молодую пару.
- По правде говоря, это совсем не веселый город для молодых людей! Особенно в это время года. Летом пляжи вносят некоторое оживление.
Поев, они некоторое время еще сидели неподвижно перед своими приборами. Тогда Фершо решил, что ему пора обратиться к Лине и Мишелю:
- Я пойду поспать, - объявил он. - Думаю, что проваляюсь всю вторую половину дня. Не сходить ли вам в кино?
Итак, он подумал о кино! Он знал о существовании кинотеатров, о том, что они открыты утром по четвергам и что был как раз четверг. В отличие от него Мишель никогда не мог сказать, какой сегодня день недели.
Как ни удивительно, но они подчинились. Им и в голову не пришло использовать свободное время как-то иначе, то самое время, которое они обычно проводили за картами в привычном маленьком соседнем кафе.
Не пожалели ли они уже об этом маленьком кафе, где время текло так же медленно, как воды серой реки? Идя под руку, они миновали его. Капельки тумана оседали на их одежде и на темных блестящих волосах Лины. Повиснув на руке Мишеля, она прижалась к нему, как во времена, когда они были женихом и невестой и по вечерам без устали бродили по улицам Валансьенна.
- Что он сказал тебе? - в конце концов не без опаски спросила она.
- Ничего. Что не сердится на меня. Знает, что во всем виноват сам.
- Я считаю, Мишель, что он очень любит тебя, гораздо сильнее, чем ты думаешь, и, вероятно, сильнее, чем думает сам. Чувствуется, что этот человек до сих пор никогда никого не любил.
Рассказать жене о том, что произошло в комнате? Но как это сделать? Ведь там ничего собственно не произошло.
В тот момент, когда Мишель кинулся к двери, чтобы открыть ее, он был весь натянут и полон враждебности. Резко повернув ключ и откинув задвижку, он не счел за труд распахнуть дверь, то есть оставил Фершо на пороге.
Увидев его таким униженным, в общем, не решающимся войти, Мишель почувствовал угрызения совести, и голос его прозвучал не так озлобленно, как он хотел:
- Что вам угодно?
- Я пришел позвать вас к столу.
И после минутного раздумья добавил:
- Я посчитал лучшим, чтобы позвала вас не ваша жена.
Естественно, для того чтобы избежать сцены между ними. Фершо понимал, что, если наверх пойдет Лина, вся агрессивность мужа обрушится на нее, а если она еще чего доброго неловко поведет себя, то сцена между ними может закончиться весьма плачевно.
Все, что сейчас происходило, выглядело весьма необычно. Ведь в качестве хозяина, после того как Мишель так грубо побросал карты на стол и ушел без объяснений, Фершо вполне мог посчитать себя оскорбленным. Поэтому, услышав его шаги на лестнице, Мишель испытал чувство безотчетного и унизительного страха. Но, вскочив с постели, постарался придать лицу озлобленное и гневное выражение.
И вот, вопреки всем ожиданиям, Фершо, Фершо из Убанги, Фершо, убивший трех негров, о котором столько писали газеты и который противостоял своре политиков и финансистов, этот самый Фершо стоял перед ним с застенчивым и просительным видом.
Словно не будучи в силах произнести те слова, которые пришел сказать, он уже собрался уйти и повернулся спиной, но затем передумал и нерешительно вошел в комнату.
- Видите ли, Моде... Я повидался с капитаном "Арно"... Я не думаю, что решусь уехать. Но у меня вошло в привычку предвидеть худшее. Я сказал ему, что нас будет трое на его борту...
Мишель, прищурившись, подозрительно наблюдал за ним.
- Вот так... Я не решался сказать вам это... Я ведь не знаю, готовы ли вы следовать за мной...
Чтобы скрыть свое смятение, Моде отвернулся к окну. Теперь ему глупейшим образом хотелось заплакать, просить прощения.
- Может быть, вы сами не хотите взять нас с собой, - прошептал он, стараясь сдержать рыдания.
Почему он снова оказался подавлен условностями? Они были вдвоем в комнате. Фершо закрыл дверь. Постель была прикрыта кремовым покрывалом, выделявшимся на фоне красного сатина перины.
- Послушайте, господин Фершо... Мне надо знать, что вы обо мне думаете...
Глаза его блестели, на ресницах застряли слезы, и тем не менее он не закрывал лица. Его порыв искренности был глубоким, сильным и непосредственным, хотя он и понимал, что тотчас пожалеет о нем.
- Я думаю...
В эту минуту Фершо действительно казался ему полным величия, он действительно возвышался над всеми теми, кого Мишель встречал прежде.
Простота костюма, банальная обстановка, на фоне которой тот выделялся еще более, ничуть не принижали его, еще более поднимая. Разве нельзя было рассматривать хотя бы ту же игру в белот, вызывавшую столько насмешек со стороны Мишеля, когда все враждебные силы ополчились против него, как доказательство полного самообладания со стороны человека все повидавшего, все пережившего и все испытавшего?
И вот этот самый человек стоял перед ним в нерешительности, не зная, что ответить одержимому, только что бросившему ему вызов, мальчишке. Теперь он искал слова, боясь его обидеть, сделать больно, обескуражить.