Атака эта внесла смятение во все войска французов, испугавшихся за перекрытие путей для отступления. Войска Мармона и пришедшего ему на помощь Нея, ушли в защиту, чтобы как-то предотвратить повальное бегство. Здесь и тонет маршал Понятовский».
Олег немного помолчал, как бы что-то вспоминая, потом собрал испечатанные машинкой листы, осторожно вернул их в папку. В папке осталось ещё много листов, которых чтение не коснулось. Захлопнув папку, Олег сказал:
— На место Раевского император Александр назначил генерал-адъютанта князя Трубецкого. А Николай Николаевич два месяца провёл на лечении, вернувшись в армию к концу кампании, чтобы стремительным броском, сметая армии лучших маршалов Наполеона, разгадав и предупредив довольно ловкий манёвр императора, двенадцатичасовым штурмом взять Париж. Вместе с генералом следовал повсюду и его ординарец великий русский поэт Константин Николаевич Батюшков. В одном из своих стихотворений, которое написано в 1821 году, Батюшков говорил так:
4
— Что вам даёт основание проводить параллель между Шварценбергом и Кутузовым? — спросил молодой человек в толстом свитере, как только все выпили и закусили.
— Есть нечто между ними общее в изощрённости методов их придворной деятельности, — ответил Олег, — с одной стороны, и в нерешительности при руководстве крупными войсковыми массами, с другой. С третьей же стороны, их объединяет довольно высокий интеллектуальный уровень, способность за счёт этого выживать в любых условиях при потере личности, ведущей к саморазрушению в творческом отношении.
— Слабость ли характера вы считаете причиной их преждевременного увядания как личностей? — спросил Иеремей Викентьевич.
— Как личности я бы не сказал, что разрушились они, — ответил Олег, — наоборот, это ярко выраженные универсальные субъекты, все силы поставившие на выживание в условиях абсолютной монархии.
— А вы считаете, что при монархии трудно выжить? — с улыбкой спросил мужчина, любовно так оглаживавший в прихожей свою шапку.
— Талантливому человеку в условиях монархии, особенно абсолютной, выжить невозможно.
— Почему? — спросили сразу два голоса.
— Абсолютная монархия парализует все области государственной и общественной деятельности, потому что силы её направлены на подавление человеческой личности, чтобы обеспечить и продлить себе господство, власть. В нормальном обществе авторитета у монарха, только потому, что он рождён от монарха же, не может быть. Одарённые и деятельные люди не могут быть преданы дураку либо самодуру. Тем более что при обладании такой сверхъестественной властью человек не может не повредить свои интеллектуальные, тем более нравственные, дарования. Власть монарха, либо чем-то подобная ей, заставляет человека погружаться в безумие. Пример вам Иван Грозный, Павел Первый или Наполеон.
— Какой же признак безумия вы находите в Наполеоне? — спросил Евгений Петрович, не взглянув на Олега.
— Поход в Россию и невозможность оценить себя как личность в изгнании на острове Святой Елены, когда Бог дал ему время на осмысление всего, что он натворил. И вообще, любой монарх любой империи не в состоянии понять своё место истинное в ходе исторических событий: фактически он обречён на безумие.
— Но ведь он помазанник Божий? — возразил кандидат исторических наук.
— Всякий монарх помазанник до тех пор, пока он ведёт богоугодный образ жизни, действует в соответствии с Волей Божией, — твёрдо сказал Олег. — Каким, например, помазанником был Иван Грозный, перебравший девять жён, отца восьмой жены зашил в медвежью шубу и отдал на растерзание псам; Пётр Первый ложью заманил своего сына — единственного, кстати, законного наследника на трон — и убил его. Династия Романовых со смертью этого царевича и пресеклась, а уж после смерти Петра Второго вообще никаких Романовых на троне вовсе не было. По навету на первую жену Петра Первого, заточенную бессовестно в монастырь, посадили на кол якобы её любовника майора Глебова. Царь посадил его на кол, а монахинь монастыря зверски избили батогами за недонесение. Если царь помазанник Божий, то царство несёт беды за его прегрешения и в поколениях. За грех Давида, царя благочестивого и покаявшегося за падение с Вирсавией, всё царство было уже при Соломоне разделено, и так далее. Что же говорить нам? Которые называли Романовыми людей, к ним никакого отношения не имевших... При таких царях вся придворная публика — тоже самозванцы. Таким образом от самого трона по всей империи расползается зараза и отравляет всё тело государства. Все участвуют в одном колоссальном общем грехе, и каждый порядочный человек становится такому обществу личностью невыносимой. А если учесть, что царь у нас, например, либо император изначально попадал в среду невежественную и дикую, он сам глупел и вынужден был заискивать и подпевать этой, по словам поэта, «жадной толпе, стоящей у трона». Вот почему такой умный и тонкий человек, как Александр Первый, измучившись в попытках как-то поправить петербургскую чиновничью мафию, решил от них бежать. А куда бежать? Древнюю столицу Кутузов отдал на разгром корсиканцу, и вообще сожгли её. Хотел оборониться от обнаглевшего дворянства военными поселениями. Но нет ни одного вокруг человека, которому можно доверять. Один Аракчеев остолоп, человек невероятной жестокости. Царь знал Аракчеева ещё с Гатчины, где должен был изворачиваться с детства между бабкой и отцом, безумствующим от комплекса неполноценности. Царь прекрасно в то же время знал, что Аракчеев жесток и необразован. Да к тому же он не преминул взять самодержца в железные лапы, доклады всех министров проходили через него. Аракчеев тоже от всесилия одурел, хотя умом никогда не отличался: в военных поселениях даже полевые работы начинались и оканчивались по военному сигналу, дети были обмундированы в военную форму. Практически там все становились крепостными солдатами графа-самодержца. Империя превращалась в сумасшедший дом. Царь задумал было бежать от дворянского невежества и спеси в Польшу. Но Польша сама была спесива и враждебна, разделов не простила, бунтовала. Не забыла она, и как Суворов по взятии предместья Варшавы, Праги, отдал население на грабёж и насилие солдат. И тогда, страдавший от комплекса отцеубийства, в состоянии глубокого внутреннего кризиса, царь бежал из своей империи, отдав её совершенно не готовому к короне брату, способствовав перевороту, который совершила Мария Фёдоровна, вдова задушенного Павла. А петербургскому всесущему чиновнику, большому и маленькому, оторванному от народа и далёкому от Европы, которую он мог только пародировать, этому поручику Киже, было всё равно и на всё наплевать. А между прочим, немецкий историк и философ Макс Вебер, умерший всего полсотни лет назад, анализируя возможности и типы конфликтных ситуаций в обществе, писал, что основная борьба в обществе идёт не между классами и партиями, а между обществом и чиновничеством. Наполеонам, Александрам, Лениным, Сталиным и Хрущевым казалось, что они всесильны... Ничего подобного. Ленин взвыл от них, закричал «караул» — а они его в Горки да в мавзолей. Сталин с первых своих шагов, прикинувшись бодрячком и народником, с первых шагов принялся чиновников пропалывать, он их перманентно расстреливал и сажал. А они его — к Ленину в мавзолей. С Хрущевым они вообще долго не чикались. Брежнев вон бегает от них на задних лапках. А за Александром Вторым, действительно царём-освободителем, они охотились, как за зайцем, натравливая на него то одного, то другого террориста...
Я посмотрел вокруг, все сидели с каменными серыми лицами, которые бывают только у людей, в чём-то сплоховавших, а у них требуют документы.