– Видите ли, женщина в «Фиделио» много страдала, и все «пиано» совсем не должны быть мягкими. Никогда не порхайте над нотой, бейте ее в самую середину, – пояснила Мария.
«Опять эти проклятые поучения! Она никогда не прекратит наставлять меня», – подумала Лина, раздраженная тем, что с ней обращаются, как с дебютанткой.
– Чтобы спеть эту арию, нужно уподобиться зверю; именно так я и поступала, – добавила Мария менторским тоном.
«Замолчи, Мария! Надоело!» – не переставала думать Лина.
– Это очень сильная ария, нужна хорошая артикуляция; наполните ее агонией, – продолжила дива.
– Да я сама в агонии! Я подыхаю! – взорвалась Лина, сама пораженная своим криком.
– А вы уверены, что мои указания пойдут вам на пользу? – спокойно заметила Мария.
– Вы слишком много требуете от меня, – нагло ответила Лина.
– Требую не я, а музыка!
– Ах, музыка! Поговорим о музыке. Ты хочешь музыки, сейчас я тебе устрою, миленькая! Что ты скажешь об этих ариях из французских опер? Манон? Луиза? С Жоржем Претром,[56] запись 1963 года? Ага, ты больше не будешь зазнаваться. Послушаем!
Она поставила долгоиграющую пластинку на диск стерео.
– Ай, ай, ай, какое горе! Я потрясена! Не будь это таким патетическим, я бы вдоволь посмеялась! А может, ты предпочитаешь свои сольные концерты из 1964 года? «Лукреция Борджиа» или «Дочь полка»? Сменим пластинку. Тоже не устраивает? От плохого к худшему! Не все ли равно! Тогда перестань надоедать мне со своим мастерством. Чтобы заткнуть тебе рот, я готова постричься в монахини и дать обет молчания! Мало того что твоя карьера лопнула, ты и меня тащишь за собой! Нет, меня нельзя упрекнуть в неблагодарности, но это слишком. Если пообещаешь утихомириться, я остановлю пластинку. Думаю, урок пошел тебе впрок. Так и быть, я ее снимаю. Бесполезно продолжать тебя мучить. Я с тобой согласна: мы прежде всего служим музыке и не должны этого забывать. Если в партии есть трель, надо ее спеть.
– Не будем ссориться. Си-бемоль есть си-бемоль. Конечно же, я достаточно люблю оперное искусство, чтобы покорно почитать его. Ты права, наша профессия требует жертв. Идет ли речь об отказе от контракта или о строгой диете. Кстати, ты заметила, что я опять похудела? Ни одного лишнего грамма! Извини меня за вспыльчивость. Отныне мое кредо – служить композитору, а потом уж себе. Не смотри на меня так, а то мне кажется, что ты меня осуждаешь, это жестоко. Прости, что я доставила тебе столько неприятностей, но, признайся, ты сама на них напросилась! Ах, пардон, я не поняла. Тебе не нравится мой новый нос? Ты находишь, что он больше похож на твой? Это очень мило, ведь я переделала его ради тебя, чтобы воздать тебе должное; поэтому-то я и впадаю в ярость, когда ты не добра со мной. Я все тебе отдала: голос, внешность, личность, душу, поэтому твои упреки мне невыносимы. А ты так много для меня значишь: ты – вся моя загробная жизнь. Погоди, я знаю, что сделать для того, чтобы мы позабыли об этом споре: я наполню тебе ванну и поставлю одну из твоих самых лучших записей. Что ты скажешь о «Сицилийской вечерне»? Твоя каденция на две октавы до сих пор не превзойдена. Голос твой был подобен живительному источнику, ты была ослепительна, незабываема; ты при жизни вошла в легенду, стала мифом. Послушай, как это прекрасно. Мы приближаемся к совершенству…
41
Впервые инспектор Джонсон приземлился в аэропорту Шарль де Голль. Инфраструктура нового парижского аэропорта впечатляла: несравнимо с Орли! Айша ничего не знала об этом неожиданном визите. Бертран просил его держать все в абсолютной тайне. Пройдя паспортный контроль, Джонсон увидел друга, который ждал его у выхода.
– Хорошо долетел? – спросил Легран.
– Да, но не терпится узнать, к чему такая таинственность, – ответил Уильям, обнимая его.
– Поговорим в машине. Пойдем, а то я припарковался во втором ряду. У тебя есть еще багаж? – поинтересовался Бертран.
– Нет, только эта сумка. Как поживает Жан-Люк?
– Завален работой, но доволен.
– Любовь крепка?
– Крепнет с каждым днем.
– Счастливчик!
– Уж тебе ли завидовать!
56
Жорж Претр (1924) – французский дирижер, любимец Марии Каллас и Франсиса Пуленка, написавшего для него «Человеческий голос» и «Семь ответов из мрака».