Эрнест лишился голоса. Это заговор! Он не позволит!..
– Ну а что касается «Диалогов кармелиток», то, казнив сестру Бланш де Ла Форс, вы совершили акт мести в память о той, что была отвергнута в итальянской версии. Не важно, что это произошло в Греции при постановке версии французской! Ваш символический акт был очистительным. Хитро задумано: приехать заранее, купить билеты, чтобы мы все были вместе! Мы, таким образом, обеспечили ваше алиби. Превосходный предлог для объяснения вашего присутствия в Одеоне раньше нас. Во время репетиций вы немного «подремонтировали» гильотину Сары. Хватило одной отвертки, чтобы ослабить предохранительный стопор. Потом вы сняли защитный кожух с лезвия и вернулись поджидать нас у входа. Вот вам и третий мотив!
– Одни предположения! Вы несете чушь! – защищался Мефистофель.
– Неужели? Тогда как случилось, что через несколько дней после драмы в «Троянцах» в Париже вас видели входящим в грим-уборную мадемуазель фон Штадт-Фюрстемберг? Именно там вы спрятали бутафорский кинжал, улику против нее.
– Блефуете, – насмешливо осклабился Эрнест. – Выдумываете!
– А еще я блефую, когда утверждаю, что в Лондоне вас заметили в кулисах «Ковент-Гарден» через несколько минут после убийства Дженнифер Адамс?
– Это ничего не значит. Впрочем, я там был не один, Сента Келлер тоже была в кулисах, я видел ее!
– Итак, вы признаете, что были на месте преступления? Интересно!
Мефистофель понял, что сделал промах. Впредь следует быть поосторожнее и семь раз подумать, прежде чем произнести слово. От инспектора Леграна не ускользнула тревога журналиста. Подметил он и то, что его подозреваемый потерял над собой контроль. Хороший признак: этот тип расколется.
– Таким образом, мы нашли объяснение, почему ни доктор Отерив, ни я сам больше не видели вас в зале после антракта.
– Верно, – подтвердил Жан-Люк, – я это хорошо помню. Ваше кресло в центре первого ряда пустовало.
– Потому что я узнал, что Дженнифер Адамс заменит Сару фон Штадт-Фюрстемберг. А так как мне необходимо было послушать Сару на втором представлении, у меня не было причин оставаться.
– Как вы узнали о срочной замене? – спросил Бертран. – Решение было принято, когда публика уже вернулась в зал. Даже ее партнеры были не в курсе. Знали только костюмерша, дежурный врач, заведующий постановочной частью, постановщик, дирижер и директор театра. Ну и, разумеется, обе певицы. Вы должны были сидеть в своем кресле в момент объявления!
– Но я узнал это от Сары! Я прошел в ее уборную, чтобы похвалить за хорошую игру в первом акте. Она-то и сказала мне о своем недомогании и невозможности продолжить выступление, – изобличил себя Мефистофель.
– Могли бы найти что-нибудь поправдоподобнее, милейший. Вы меня разочаровываете. Призывать в свидетели покойную – недостойно такого ума, как ваш! – ухмыльнулся Бертран.
Эрнест чувствовал, что попался. Уже не было сомнения: в глазах, направленных на него, читалась враждебность. Его уже приговорила эта банда недоумков. Ему отказывали в презумпции невиновности. Уборщицы, портниха на пенсии, пара педиков, вырождающиеся англичане, челядь и эта карикатура на несравненную Каллас – все они признали его виновным. Образчик народных заседателей во всей своей красе. Сейчас нужно было шевелить мозгами, чтобы выиграть время. Здание театра огромно, но ему знакомы все закоулки. Знал он и кратчайший путь к подземному водоему, который сообщался с городской канализационной системой. Только бы ему удалось улизнуть незаметно, он сможет убежать и потом найти себе хорошего адвоката. При первом же удобном случае необходимо начинать действовать. Носком ноги Лебраншю нащупал вилы под столом и, помогая пяткой, осторожно подвинул поближе к себе рукоять. Это грозное оружие позволит ему, если понадобится, держать врагов на расстоянии. Он, не колеблясь, применит его, но сначала надо показать всем, что он сломлен. Тем больше будет их удивление, и это сыграет ему на руку. Горло его пересохло, ладони вспотели. Тем лучше, не придется притворяться. Запотели стекла очков. Одним пальцем он попытался протереть их. Это движение подало идею: слезы тоже не помешают. Если пристально, не моргая, смотреть на пламя свечи, возможно, удастся заплакать. Это должно их разжалобить. Ну вот, слезы выступают. Еще немного, и они поверят в его раскаяние; люди так любят проявлять жалость. Бертран, наблюдавший за ним, однако, не размяк – совсем наоборот. Он искусно продолжил атаку, не обращая внимания на кажущееся поражение противника.
– Кто внушал всем мысль, что Сара фон Штадт-Фюрстемберг могла быть убийцей? Эрнест Лебраншю во время беседы в «Нелл-Гуин-Хаусе», а позже – в индийском ресторане. Кто постарался устроить допрос дивы в ее квартире на Холланд-парк, не вмешивая полицию ее королевского высочества? Кто предложил устроить маскарад с целью запугать Эрму Саллак? Эрнест Лебраншю. Я даже склонен думать, что вы задумали убить ее в тот же вечер без нашего ведома. Можно сказать, с нашего бла-гдсловения! Но Жилу нарушил ваши планы. Кто, потерпев неудачу в своих махинациях, указал нам в Афинах на фамилию заведующего постановочной частью, многозначительно добавив, что Жиль Макбрайен был тем самым Жилу, который работал в Пале-Гарнье во время представления «Троянцев»? Опять же Эрнест Лебраншю! Вам нужен был новый козел отпущения, поскольку намеченная жертва вскоре будет убита на наших глазах. И всегда одна и та же тактика: использование постановки для осуществления ваших зловещих планов. Вы психологически подготовили нас к ужасной драме, зачинщиком которой сами являлись. А кто нацелил нас на Лину, когда вы поняли, что мы признали Жилу невиновным? Все тот же Эрнест Лебраншю. Сначала вы позвонили мне с целью заставить нас поверить, что бедняга еще девочкой совершила убийство, потом прислали мне анонимное письмо с указанием адреса той, от которой следовало срочно избавиться! Поздравляю, Эрнест, я чуть было не поверил вам, но вы тем не менее допустили оплошность, совсем маленькую, еле видимую ошибку, небрежность, оказавшуюся для вас роковой. Именно Агнессе я обязан тем, что заметил ее.