Яснее нельзя было дать понять, что все мои вопросы, расспросы и хлопоты не только наивны, но и бессмысленны. Разговор явно пришел к концу. Я поднялся с места. Однако мой словоохотливый собеседник снова стал балагурить.
— А вот мне хорошо, — болтал он, выйдя из-за стола и прохаживаясь по громадному ковру, — никаких у меня нет братьев и вообще никаких родственников. Был вот отец, и тот недавно умер. Ни за кого не надо беспокоиться и хлопотать не надо. Да… Ну-с, а вам я советую спокойно работать и поскорее забыть об этом тяжелом деле. А брат ваш, — доверительно прибавил он, — думаю, находится сейчас в новых лагерях за Уралом. Да, наверно, там.
Уже выходя из кабинета, я остановился в дверях.
— Василий Васильевич, — сказал я, — а вы разрешите через какое-то время вернуться к этому делу, ходатайствовать о его пересмотре?
В водянистых глазах Ульриха мелькнула усмешка:
— Конечно, конечно, — сказал он. — Через какое-то время…»
После этого замечательного приема у «армвоенюриста 1-го ранга» прошел год, второй, третий. Уже позади было нападение Гитлера на нашу страну, позади было отступление наших армий, позади было поражение немцев под Москвой, позади был разгром гитлеровцев под Сталинградом и на Курской дуге, но ожесточенная война с захватчиками продолжалась.
В течение многих лет, вплоть до смерти Сталина и ареста Берии мой дед получал известия о Кольцове от людей, якобы видевших его в лагере, находившихся там вместе с ним. Во время войны пришли сведения, что Кольцов служит в войсках Приволжского округа. Человек, рассказавший об этом, даже беседовал с ним по телефону. Редактор «Красной звезды», генерал-майор Н. А. Таленский совершил смелый по тем временам поступок — по просьбе Б. Ефимова послал следующий официальный запрос в Приволжский военный округ:
Прошу сообщить, действительно ли с сентября 1943 г. по март 1944 г. проходил службу в 5 батальоне вверенного Вам полка старший лейтенант КОЛЬЦОВ Михаил Ефимович, рождения 1898 г. гор. Киев, а также куда и когда убыл.
Ответственный редактор
Генерал-майор Н. Таленский
Но, конечно, никакого Кольцова там не оказалось. Подобные мифические сведения о Кольцове появлялись не раз. Я хочу подробно рассказать только об одном таком случае. Почему только об одном? Дело в том, что все предыдущие сведения о Кольцове исходили от людей, его лично не знавших. А тут речь пойдет о человеке, который Кольцова прекрасно знал и не мог ошибиться. Это — некто художник Храпковский, до своего ареста работавший в журнале «Крокодил», редактором которого был в то время Кольцов. Не верить Храпковскому, казалось, не было оснований. Вот его рассказ:
— Дело было в июле сорок второго года, в Саратове. Я увидел Михаила Ефимовича в бараке пересыльной тюрьмы. Он узнал меня, сказал, что его возвращают в Москву и он не ждет от этого ничего хорошего. «Если увидите Борю, — сказал он, — передайте ему, что я ни в чем не виноват».
— А как он выглядел? — спросил дед Храпковского. — Во что был одет?
— Во что одет? Да что вы? Июль месяц, в бараке чудовищная жара. Все сидели полуголые, потные… Не можете себе представить…
Много лет спустя выяснилось, что такие «весточки» получали многие родственники осужденных, как правило, расстрелянных. Видимо, это трудилось ведомство Лаврентия Павловича, задачей которого была целенаправленная дезинформация.
Так случилось, что в начале 1944 года Борис Ефимов случайно столкнулся в коридоре Кремлевской поликлиники с Ульрихом. (Любопытно, что этому престижному лечебному заведению Б. Ефимов был прикреплен еще по ходатайству главного редактора «Известий» Н. Бухарина и по какому-то очевидному недосмотру не был откреплен, когда спустя несколько лет стал братом «врага народа».) Увидев Ульриха, дед решительно к нему подошел:
— Здравствуйте, Василий Васильевич. Если не забыли, Ефимов, брат Михаила Кольцова.
— Как же, как же, — с улыбочкой отозвался Ульрих. — Отлично помню.
— Василий Васильевич, вы тогда, при нашей встрече, сказали, что через какое-то время можно будет вернуться к делу Кольцова. Не пришло ли это время?
Улыбка Ульриха стала еще любезнее.
— Ну, что ж. Можно попробовать. Напишите-ка официальное заявление на мое имя.
— А что надо писать, Василий Васильевич?
Ульрих подумал.
— Пока что просите сообщить, где он находится.
На следующий день дед отнес в хорошо знакомое ему помещение на углу Лубянской площади следующее заявление: