Хорошо запомнилось, как родители тщательно прятали в старом диване завернутый в тряпье большой портрет Кольцова кисти знаменитого художника И. Бродского. Больше имя дяди Миши не упоминалось, словно его тоже упрятали в диван.
Впрочем, мне о нем напомнили, когда наш пятый или шестой класс принимали в комсомол. Естественно, приняли всех. Кроме меня. В райкоме ВЛКСМ кто-то вспомнил, что мой дядя — «враг народа».
Прошли годы, отгремела война, и настал долгожданный день Победы. Наступила короткая пора надежд, что в этот радостный миг всенародного торжества «темницы рухнут» и невинные жертвы вернутся домой.
Однажды в дверях нашего дома появился мой двоюродный брат, которого все считали погибшим на фронте. Он ушел добровольцем, будучи студентом театрального училища. Оказалось, что в первом же бою он был тяжело ранен и попал в плен к немцам. Ему пришлось пережить голод, издевательства и побег, пока наша армия не освободила его. Брат был полон светлых замыслов, мечтал о славе и театре.
Вскоре мама печально сообщила: «Толю арестовали. Ему не простили плен». Он был одним из миллионов наших солдат и офицеров, попавших в плен из-за преступного упрямства Сталина, до последнего момента верившего Гитлеру и подставившего под удар свою армию. Но это уже другая тема.
На следующий год после окончания войны отец взял меня в Свердловск, куда, как и в ряд других городов, он ездил рассказывать о Нюрнбергском процессе, на котором присутствовал в качестве специального корреспондента. Впрочем, чтение лекций было прикрытием. На самом деле он хотел проверить дошедший до него слух, что в одном из уральских лагерей содержится дядя Миша. Понятно, что все оказалось выдумкой и никаких следов Кольцова мы не обнаружили, хоть отец и допытывался у местного начальства из «органов». Мы и не могли их обнаружить, поскольку прах дяди Миши давно уже лежал в общей могиле.
На меня самое большое впечатление произвело посещение дома Ипатьевых, где нашла свой конец в 1918 году царская семья. Нам даже показали маузер, хранившийся почему-то в письменном столе коменданта здания (в доме размещалась какая-то «хитрая» контора) и принадлежавший ранее Юровскому. Кажется, в Париже хранится как историческая реликвия нож гильотины, которым казнили Людовика XVI и его супругу Марию Антуанетту. Советская власть предпочитала делать такие дела втихую. По прошествии времени первый секретарь Свердловского обкома КПСС Б. Ельцин повелел вообще сравнять дом Ипатьевых с землей.
Тогда в Свердловске мне было невдомек, что гнусное, ничем не оправданное убийство Николая II, его жены, детей и обслуживающей августейшую семью прислуги было лишь одним из начальных звеньев в длинной цепи преступлений большевистского режима: умышленно организованный голод на Украине, погубивший несколько миллионов человеческих жизней и породивший в этой богатейшей житнице повсеместные случаи каннибализма; истребление духовенства и казачества; выселение целых народов и, наконец, такие масштабы политических репрессий, которых не ведало человечество.
Глубоко заблуждаются те, кто считает, что Сталин жестоко расправлялся только со своими противниками и старался искоренить любое проявление инакомыслия. Подавляющее большинство жертв за редчайшим исключением были его убежденными сторонниками, до конца верившими в светлое социалистическое будущее. Сталин безжалостно уничтожал людей, в том числе и близких ему, с единственной целью: установить в стране диктатуру страха, всеобщей подозрительности и полного подчинения. В этом он видел гарантию сохранения своего всевластия. К сему следует добавить, что сам Хозяин страдал сложной формой шизофрении и манией преследования.
Люди моего поколения со школьной скамьи знали, что все мы являемся винтиками в гигантском механизме, имя которому — социалистическое государство, а высший Разум олицетворяет в себе Великий Вождь и Учитель. Наши учебники по истории были подогнаны под марксистские догмы, а в школьных хрестоматиях даже не упоминались Достоевский, Бунин, Есенин, Цветаева и многие другие, чьи произведения, по мнению советских идеологов, не способствовали воспитанию будущих членов коммунистического общества. Сейчас даже трудно представить, каким издевательским «проработкам» подвергались многие поистине великие мастера отечественной культуры. Достаточно назвать Шостаковича, Пастернака, Ахматову. Этот список может быть продолжен. Сталинский режим запятнан кровью Мандельштама, Мейерхольда, Михоэлса и многих, многих других. В длинном перечне жертв одно из мест, увы, принадлежит и Михаилу Кольцову.