Обстановка на флоте после ареста А.М. Щастного резко обострилась. Моряки-балтийцы открыто высказывали по этому поводу свое возмущение. Совет комиссаров флота (Совкомбалт) во главе с Е. Блохиным вынес постановление, считая арест несправедливым. В постановлении, подписанном всеми без исключения комиссарами, говорилось, что «арестованный Щастный работал исключительно по созданию мощи нашего флота»[24].
Серьезные сомнения в виновности командующего флотом высказывал и первый нарком по морским делам Павел Дыбенко. Он настаивал на том, что Щастного необходимо доставить из Москвы на судно «Кречет», «чтобы дело здесь разбиралось, так как некоторые документы могут пропасть за его отсутствием»[25].
Надо сказать, что над самим Дыбенко в те дни тоже навис меч революционного правосудия. Возглавляя сводный отряд моряков, направленный под Нарву и Ямбург для защиты революционных рубежей от немцев, он беспробудно пьянствовал, бездарно провалил операцию и панически бежал. Но, в отличие от Щастного, Дыбенко был своим. И в итоге отделался легким испугом. Предварительно заручившись поддержкой в обмен на молчание, он прибыл в Гатчинский нарсуд, где был оправдан и вынесен матросами из зала суда на руках.
О чем же обещал молчать Дыбенко?
Сбежав вместе с А. Коллонтай от суда, он стал бомбить различные инстанции телеграммами, в которых шантажировал своих обвинителей разоблачением их тайных сношений с иностранными державами, а 22 мая 1918 года в газете «Анархия» открыто написал о «сделке» Ленина с немцами. Вряд ли П.Е. Дыбенко был посвящен в детали этой сделки. Хотя кое-что знал, бесспорно.
На основании нескольких согласующихся друг с другом источников известно, что еще в 1917 году между представителями германских войск и Л. Троцким, П. Дыбенко и Ф. Раскольниковым были достигнуты в Кронштадте некие соглашения. Об этом, в частности, писал в своих воспоминаниях жандармский генерал А. Спиридович. Он утверждал, что еще летом 1917 года российская контрразведка зафиксировала эти секретные переговоры, на которых речь шла речь о финансовой поддержке большевиков немцами и об организации немецкого разведотделения в Петрограде при будущем большевистском правительстве[26]. О том же можно прочесть в «документах Сиссона»[27]. Большинство из них принято считать подложными. Хотя ряд серьезных историков называют некоторые из этих документов подлинными или основанными на подлинных. Возможно, в их числе документ № 28, согласно которому начальник Русского отдела германского Генштаба О. Рауш обратился в феврале 1918 года к наркому по иностранным делам со следующим предложением: «Не было ли бы своевременным поднять вопрос о продаже Германии расхищаемых и разоряемых военных кораблей?»[28]
Кроме того, по некоторым данным, именно П. Дыбенко вскоре после штурма Зимнего мог изъять в Министерстве юстиции ряд документов из судебного дела «о немецких деньгах для партии большевиков». Судя по всему, каким-то образом прикоснулся к этой тайне и А.М. Щастный, что имело для него, в отличие от Дыбенко, совсем другие последствия.
Ключевое значение в деле А.М. Щастного имели «секретные» телеграммы об уничтожении кораблей Балтийского флота. Как уже сказано, их разглашение свидетельствовало, по версии следствия, о причастности Щастного к мятежу Минной дивизии.
Исследуя этот вопрос, необходимо отметить, что на формирование взглядов Щастного решающее влияние оказала политика Троцкого по отношению к флоту в целом. И в том числе – к вопросу о его уничтожении. Доводы обвинения о том, что Щастный своими действиями создавал угрозу захвата флота немцами, являлись абсолютно несостоятельными. А вот серьезные основания признать политику Троцкого «гибельной для флота» у Щастного, безусловно, были.
Дело в том, что командующий флотом своевременно принял необходимые меры для его уничтожения. Но только в случае крайней необходимости.
26
27
Комплект документов, свидетельствующих о тайных связях большевиков с немцами. Документы были приобретены в конце 1917 года американским посланником в России Э. Сиссоном и в следующем году опубликованы в Вашингтоне.