Дюриэа бросил быстрый взгляд на тело и, внутренне содрогнувшись, отвернулся.
Шериф присел на корточки, чтобы осмотреть мертвеца.
— Довольно трудно будет установить его личность, — заявил он. — Верхняя часть головы практически снесена выстрелом. Что это за револьвер, Джентри?
— Кольт. Так называемого нового образца — 44—40. У него калибр 7,5, стреляет стальными пулями с мягкой головкой, практически бездымными. При попадании в тело они вызывают серьезные разрушения.
— Причем страшна не только пуля, а еще и пороховые газы, — добавил шериф… — А это что здесь за бумага? — И он указал на клочок бумаги, пришпиленный булавкой к спинке стула.
— Прочитайте, — лаконично ответил Джентри. Они сгрудились вокруг шерифа, рассматривая этот кусочек листа — простого листа обычной писчей бумаги, на котором были наклеены вырезанные явно из газеты слова. Эти клочки газеты и составляли довольно странное послание, которое гласило:
— “Попал в ловушку, нет никакой надежды. Не могу ничего исправить. Необходимо сойти со сцены”.
Все слова были то больше, то меньше, очевидно, они вырезались из разных статей или заголовков.
— Чертовски напоминает предсмертную записку, — пробормотал шериф Лассен.
Дюриэа, рассматривая бумагу, вдруг заметил:
— Обратите внимание, что весь текст составляет как бы три группы. Слова “попал в ловушку”, “нет никакой надежды”, похоже, вырезаны из одного заголовка. Слова “не могу ничего исправить” явно попали сюда уже из другого заголовка, несмотря на то что эта строка составлена из трех частей. Последняя же строка “Необходимо сойти со сцены” взята совсем из другой части газеты, возможно, из заголовка к передовице. Они напечатаны совсем другим шрифтом, посмотрите сами!
— Похоже, вы правы, — согласился шериф. Таким образом, из газеты были вырезаны три строки, — продолжал Дюриэа, — а слова “не могу ничего исправить” были явно скомпонованы, чтобы получилось связно.
— Ну и что, даже если это и так? — спросил шериф. — Я по-прежнему утверждаю, что это чертовски похоже на предсмертную записку.
— Да, конечно, — согласился Дюриэа. — Тем не менее в ней есть одна интересная деталь.
— Да? И что же это?
— Если эта записка настоящая, то этот человек не Прессман. Он упоминает о чем-то, чего “нельзя исправить”. Все, что мне удалось выяснить о Прессмане, говорит о том, что это довольно удачливый делец и дела его находятся в полном порядке, чтобы не сказать, процветают.
— Ну, — возразил Джентри, — разве можно говорить об этом с такой уверенностью. Очень часто люди, подобные ему, терпели крах. Причем катастрофа была тем больше, чем могущественнее казался человек.
— Да, согласен, — подтвердил шериф.
— Видите ли, я не отношу Прессмана к этой категории людей, — заявил Дюриэа. — Неужели вам не приходило в голову, Джентри, что все эти слова были, по всей видимости, вырезаны из одной газеты?
Джентри кивнул:
— Конечно, мы заметили это, мистер Дюриэа, и, поверьте, мы тут перевернули все вверх дном, пытаясь найти эту газету, из которой он все это вырезал. Но нам этого не удалось. Это единственное, что заставляет нас думать, а не убийство ли это, которое хотели бы выдать за самоубийство? Больше того, это, похоже, лист какого-то еженедельника, обратите внимание на качество бумаги… А ничего похожего в доме не обнаружено. Мы нашли письменный стол и несколько конвертов с марками, но ничего, хотя бы отдаленно напоминающего такую газету. Тем более, что эти газеты, как правило, довольно дорогие.
— Вы внимательно осмотрели дом?
— Да. Мы не передвигали тело и не дотрагивались ни до листка, ни до любого другого места, где должны были оставаться отпечатки пальцев. Но при этом мы обшарили весь дом буквально дюйм за дюймом.
— Эта лампа горела, когда вы приехали? — спросил Дюриэа.
— Да, мы ее не касались.
Дюриэа обернулся и заметил, что толпа зрителей, стоявших на крыльце и заглядывавших в окошко, сильно заслоняла свет. Он раздраженно передернул плечами, но потом взял себя в руки, вспомнив, что это все-таки не просто зрители, а люди, имеющие некоторый вес в обществе, например Эверетт Тру, редактор “Петри геральд”. Тем более он заметил, что может поднять штору на несколько дюймов, и света станет сразу больше. Дюриэа двинулся к окну и вдруг застыл от изумления: в человеке, который стоял, почти вплотную прижавшись к оконному стеклу, он внезапно узнал Грэмпса Виггинса.
Он сделал вид, будто не узнал Грэмпса, и дал ему возможность тихонько ускользнуть за чью-то спину.
Шериф заметил, как Дюриэа оглянулся на окно, и предложил:
— Может, поднять немного шторы, как вам кажется, Джентри? Станет лучше видно.
Полицейский послушно отправился к окну.
— Как вы думаете провести опознание? — осведомился Дюриэа.
— Я уже позвонил в контору Прессмана. Там уже никого не было, но на этот случай междугородный имеет номер, куда можно звонить даже ночью в случаях, подобных этому. Я объяснил им, в чем дело, и мне дали этот номер. Оказалось, что он принадлежит человеку по фамилии Стэнвуд, который является бухгалтером, казначеем и правой рукой Прессмана. Я сообщил ему, что не должно быть никакой шумихи. — Джентри взглянул на них немного виновато. — Дело в том, что я рассказал ему, что “Петри геральд” уже получила информацию о том, что Ридли — это на самом деле Прессман, и если это подтвердится, то ему будет лучше немедленно прислать сюда кого-нибудь, потому что человек, который был известен здесь под именем Ридли, сегодня был убит.
— И что он вам сказал на это?
— О, он был очень любезен. Поблагодарил меня, но мне не удалось ничего из него выудить, он только отвечал на мои вопросы. Единственное, что он сказал, это то, что постарается приехать как можно скорее.
— Когда вы ему звонили?
— Да в то же время, что и шерифу.
— Тогда он скоро должен быть уже здесь, — сказал Дюриэа, взглянув на часы?
— Давайте прикинем. Если вы звонили ему…
— Мне кажется, это он, — перебил его Джентри, когда раздался шорох колес подъехавшей к стоянке машины. — Ну и мощный же у него автомобиль. Мне его в окно видно.
На крыльце послышались быстрые шаги, и раздался голос одного из зрителей:
— Но они все там, внутри. Входите, если они за вами посылали.
Стэнвуд толчком открыл дверь и остановился на пороге, с вызывающим видом оглядывая находящихся в комнате.
— Ну, — сказал он, — в чем дело? Кому я понадобился?
— Вы и есть Стэнвуд? — спросил Джентри.
— Да, — кивнул Стэнвуд. Он взглянул на распростертое на полу тело, а затем перевел недоверчивый взгляд на Джентри. — Это что, ловушка? — спросил он с негодованием. — Вам бы хотелось, чтобы я кое-что рассказал вам об операциях моего шефа? Если это так, то вы зря на это рассчитываете.
— Эту хибару снимал Прессман? — спросил шериф.
— Вы зря обратились ко мне с этим вопросом. Я всего-навсего его бухгалтер.
— Вы хотите сказать, что даже если он и снимал этот домик, то вы все равно нам об этом не скажете?
— Я имею в виду, что мне платят за то, что я веду финансовую отчетность. Скажите же мне наконец, что вы конкретно от меня хотите?
Тут Лассен указал ему на труп.
— Взгляните на него, — спокойно сказал он.
— Хорошо, — согласился Стэнвуд.
— Полагаю, что мне следует это сделать. Господи Боже, никогда не думал, что можно так изуродовать человека, если попасть в него из револьвера!
— Револьвер достаточно мощный, большого калибра, — пояснил шериф?
— Давай, Джентри, снимай с него полотенце.
Полицейский наклонился и открыл мертвое лицо.
Стэнвуд попытался что-то сказать непослушными губами, но они ему не повиновались. Он издал какой-то непонятный, клокочущий звук, закашлялся, кивнул, лицо его, казалось, превратилось в какую-то маску.
— Да, это он, Прессман… Дайте мне выйти, мне нехорошо.