Было это зимой, а весной он получил неожиданное приглашение на конференцию в Ярославль, на которое обрадованный Витя сразу же ответил согласием. Еще более неожиданным был новый мейл, в котором его благодарили за согласие и просили проверить сделанные организаторами конференции расчеты на его поездку в Ярославль, включая проезд, проживание и питание. Рябов ответил, что все посчитано верно, и получил заверение в том, что денежные средства будут отправлены на его счет. Получив эсэмэску о поступлении средств на счет, он и вовсе ошалел.
На секции экономики выступал совершенно свободно, без политеса, будто продолжая полемику в Интернете, а на вопросы отвечал с юмором, точно зная, что ни один из профессоров-экономистов его диссертацией на соискание ученой степени кандидата исторических наук не заинтересуется, а значит, и подгадить не сможет.
Он не удивился, когда к нему подошел мужчина лет пятидесяти, совершенно не соответствующий достаточно зажатой и вялой обстановке конференции в целом. На пути к Рябову мужчина перебросился парой фраз только с каким-то солидным старичком, который командовал проведением всей конференции. Впрочем, перед незнакомцем старичок чуть не в струнку вытягивался и делано смеялся каждой его фразе, поэтому Рябов удивился, когда незнакомец остановился перед ним и сказал, будто продолжая недавний разговор:
— Но я до сих пор сомневаюсь, что выводы ваши так глубоко обоснованы, как вы это старались показать в докладе.
Рябов решил, что это кто-то из руководства местного университета, и ответил, не озабочиваясь субординацией:
— «Показывать» я ничего не старался, — не скрывая, усмехнулся он. — Все, что я сказал, очевидно, если есть умение видеть.
— Очень важное умение, между прочим, и довольно редкое, — будто не замечая тона Рябова, продолжил собеседник, — вы не экономист, насколько я понял?
— Нет, историк, — подтвердил Рябов.
— Овладеваете смежной специальностью? — без тени юмора спросил собеседник.
— Скорее, просто делюсь наблюдениями, — уже всерьез ответил Виктор и поправил собеседника: — Смежные области скорее, а не специальности.
— Смежные области, говорите? — Собеседник смотрел, не мигая. — Переквалифицироваться не хотите?
— В управдомы? — автоматически ответил Рябов, вспомнив Остапа Бендера. Он совершенно не понимал, кто и о чем говорит с ним.
— Название должности непринципиально, — отмел юмор собеседник и протянул руку: — Давайте знакомиться, господин Рябов, я — Штейнбок Лев Моисеевич, — пожав руку Рябову, повторил: — Я серьезно говорю, соглашайтесь!
Рябов усмехнулся:
— Создаете новый университет?
— Университет? — удивленно переспросил Штейнбок. — Да нет… я не связываюсь с умирающими, а образование в России помирает, как бы вы ни старались. Вот, например, вы защититесь, станете профессором, и сколько станете получать?
Рябов осознал свою беспомощность и решил увильнуть:
— Какая разница?
— Впрочем, вы ведь и профессором-то станете не сразу, — будто сам себя поправил Штейнбок.
Говорил он без тени улыбки, и голос был ровным.
— Ну, сколько получает ваш научный руководитель, профессор?
Сколько получает Доброхотов, Рябов не знал и, решив пойти в атаку, ответил с оттенком легкой незаинтересованности:
— Ну… тысяч двадцать — двадцать пять…
— В неделю? — уточнил Штейнбок.
Рябов, не выдержав, громко захохотал, а Штейнбок продолжал стоять, глядя на него, потом сказал:
— На испытательном сроке будете получать три тысячи в неделю. — Помолчав, уточнил: — В долларах.
Почему-то это Рябова разозлило, и он спросил:
— А в евро можно? Европа-то ближе…
Штейнбок ответил сразу же и серьезно:
— Евро — инструмент менее стабильный, но, если вам так угодно, получайте в евро. — Помолчал и сказал: — Все-таки рекомендую доллар, но решать вам.
Рябову все происходящее переставало казаться розыгрышем, и он пошел на попятный:
— Боюсь, вы не совсем точно поняли мой доклад…
— Не бойтесь, — перебил Штейнбок. — Давайте лучше я вам изложу проблему, которая меня беспокоит… — Он посмотрел на Рябова: — Есть желание послушать?
Рябов кивнул, не понимая, зачем он это сделал. Штейнбок начал говорить, и уже через несколько фраз Рябов осознал охватившее его удивление: человек говорил о сложных вещах, но все было совершенно понятно до такой степени, что Рябов вдруг перебил, поправил, возразил. Ему показалось, что Штейнбок обиделся, так моментально тот прервал свою речь на полуслове, а помолчав, сказал убежденно: