— Ну как «что»? Я специалист по древнему миру.
— Вот-вот! «Рабовладельческий строй в Месопотамии как образчик развитого социализма».
— А мы пойдем защищать границы советской империи от полчищ империалистических гуннов, — глядя в небо, предрек Артем.
— Вы чего, ребята? — Любка растерянно стояла перед ними, не постигая происходящее.
— Да, собственно, ничего, Любаша… Были студенты, будем старшины.
— В лучшем случае, — оптимистически добавил Саша.
— Учиться надоело? — с надеждой спросила Любка, предчувствую что-то нехорошее.
— Это государству скоро надоест, что мы учимся… А ты что ничего не слышала, Люба? У нас коммунистический переворот.
— А? — успела удивиться Любка. Муля отвлекла ее от дальнейших расспросов; подрагивая и перебирая коготками, она отчаянно тянула поводок в сторону: на горизонте показался кобель.
— Тихо ты! К ноге!
Муля не отступила ни на шаг. Она подалась вперед и обмахивалась хвостом, точно кокотка — веером.
— Что, Люба, собачка не слушается? — весело гаркнул генерал, появляясь на ступеньках. Он был в парадном мундире, со всеми наградами и вещавшим о новой власти приемником в руке. Генерал подошел и возвысился над Мулей:
— Не для того мы Советскую власть восстанавливаем, чтобы всякая сука саботаж разводила!
Муля на мгновение презрительно скосила глаза наверх и стала смотреть в прежнем направлении. Генерал взревел, как заводящийся танк:
— Да если мы Чехословакию за неделю подмяли, неужели на тебя управы не найдем, потаскушка?!
С радостной злостью он обернулся к медикам:
— Ну что студенты? Вспомнили, сколько у вас было по истории КПСС? А ну покажите зачетки, я проверю!
Генерал довольно хохотал. Студенты, сбившись потеснее, стряхивали пепел с сигарет.
— А песню строевую спеть не хотите? «Мы красные кавалеристы, и про нас…»
Генерал маршировал на месте и в такт размахивал руками.
— Ну-ка, мальчик, иди сюда! — крикнул он, завидев Мишеньку, приближавшегося наконец-то к дому с «Белым аистом» в сумке. — Спой нам что-нибудь строевое!
Генерал поводил колесиком приемника и раздался «Танец маленьких лебедей».
радостно завопил Мишенька на знакомый мотив.
Ужинала Любка вместе с мужем и «Белым аистом». Олег так поздно вернулся из вечернего рейса, что детей уже пришлось уложить и они не услышали последних политических комментариев:
— На дорогах… (комментарий), одни пробки! Ни пройти, ни проехать, как с ума все посходили сегодня!
— Говорят, опять коммунисты у власти.
— Это правильно! — Олег одобрительно хлебнул щей. — Хоть порядок в стране будет.
Позвонили в дверь.
— Люба, привет, это опять я, — торопливо сказал Артем. — У тебя дождевика лишнего не найдется? А то мы с Сашком к «Белому Дому» идем, там, говорят, наши собираются.
— Что, дождь начался? — тоскливо крикнул с кухни Олег. — Вот зараза, я только машину помыл!
С утра, разнеся по участку почту, Любка вывела Мулю погулять. Та проявляла все признаки неблагонадежности. Теперь при виде каждого встречного кобеля она настоятельно повизгивала, а ушами и хвостом орудовала, точно флажками, которыми подают сигналы с кораблей. Любка взяла наперевес корявую хворостину и мрачно прикидывала, сколько же еще в их квартале наберется собачьих особей мужского пола. Не менее дюжины претендентов на Мулю заполонили абсолютно пустынный до этого скверик в считанные секунды и сейчас кружили рядом, как голодные акулы. Мелкие, крупные, поджарые, колченогие, со слезящимся затекшим глазом и хребтом, выпирающим из проплешин, безнадежно подволакивающие лапу, но с твердым намерением не упустить свой шанс. Кобели жадно дышали и, дрожа, принюхивались.
Мимо прошел генерал. Генеральский мундир был слегка запылен, словно его не снимали со вчерашнего дня.
— На парад идете, Альберт Петрович? — окликнула Любка.
— В киоск, за «Правдой», — бросил генерал вполоборота.
— А нам в отделение «Правду» не доставляли.
— Вот и разберемся, почему, — сказал генерал, ускоряя шаг.
В прямо противоположном генералу направлении — со стороны автобусной остановки — двигался Валентин Сергеевич. Вид у него был, как у полярника, снятого с дрейфующей льдины.
Валентин Сергеевич отрешенно погладил затрусившую к нему Мулю.
— Что, гуляешь, Му-Му? А Белый Дом не хочешь посторожить? Одну ночку? Под дождем?
Валентин Сергеевич распрямился и посмотрел в пространство левее любкиного лица.