Василий Петрович повернулся в сторону сестры:
— Зачем тебе моя квартира, Лара? — спросил он тяжело. — Я ведь не предлагал. Надо же быть хоть немножко гордой… Ты, небось, и от немцев принимала гуманитарную помощь, а?
Лариса в упор уставила на него свои невидимые, загроможденные очками глаза:
— Немцы мне и половины не сделали того, что ты!
Василий Петрович не стал спорить. Он стащил с вешалки пальто и с большим усилием стал пропихивать ноги в уже зашнурованные ботинки.
— Я — к нотариусу, — приговаривал он ворочая ступней. Кланяться, пусть и ботинкам, перед тремя озлобленными наследниками было бы слишком тяжело, — я — к нотариусу… Сам… Не провожай, Сережа.
Тридцати тысяч, нашедшихся в кармане, ему хватило, чтобы доехать до Манежной площади. Василий Петрович сидел в такси и думал: когда-то ему казалось, что очутиться у стен Кремля стоит целой жизни; это было тогда, когда в 60-м году его вызвали в Москву из Владивостока за успехи в кадровой работе…
Возле Манежа такси остановилось, и Василий Петрович стал расплачиваться. Водитель оглядывал его со смешливым интересом.
— Ты куда, дедушка? К Ельцину — ходоком?
— Нет, — ответил Василий Петрович с новоприобретенным чувством юмора, — в могилу неизвестного солдата — мне там место забронировано.
Он по привычке прошел сквозь Александровский сад, с намерением встать в конец очереди, идущей к Мавзолею, но очереди не оказалось вообще. Василий Петрович в беспокойстве проследовал на Красную площадь, и там у него отлегло от сердца: очередь была, только жиденькая и позорно кончавшаяся уже где-то на середине площади. Василий Петрович подошел и встал в конце всех желающих повидаться с Ильичом.
Время было уже перед самым закрытием, и когда волна любопытствующих проплыла сквозь подземные хоромы, Василий Петрович остался в прекрасном одиночестве напротив мертвого вождя. Он смотрел на гладковосковое ленинское лицо без восторженного слезливого умиления, без глухо стонущей ненависти и без праздного зевачьего интереса. Единственное, что он чувствовал, — это твердую уверенность, что вождь и слышит его, и знает о нем, и рад ему, рад ему всей душой.
К старику подошел один из милиционеров, дежуривших у набальзамированного тела. Выгонять такого пожилого почитателя вождя ему было неловко, но очистить помещение было необходимо.
— Гражданин, — милиционер легко потрогал посетителя за плечо, — гражданин, уже начинается санитарный час.
Партсекретарь не повернул к нему головы, и только коротко отдал распоряжение:
— Доступ к телу прекратить! Охрана свободна. И принесите сюда топчан, что ли! Владимир Ильич меня вызывал. С вещами…
Перекур
Минздрав предупреждает; чтение этой книги вредит вашему зрению!
Что наша жизнь? Рекла…
На экране — райский сад. Разъяренный Господь Бог трясет перед носом Адама покусанным яблоком. Ева прячется за адамову мускулистую спину. Змей, свисающий с ветки, от души скалит зубы. Архангел Михаил поигрывает огненным мечом и многообещающе смотрит на Адама.
В ответ на все Адам широко, по-голливудски улыбается. Неторопливым, раздолбайским шагом он подходит к Господу Богу и протягивает ему жвачку «Стиморол». Господь Бог начинает жевать, расцветает и забывает все адамовы грехи. Змей разочарованно плюется и уползает на дерево. Архангел Михаил швыряет меч в ножны и бормочет: «Вот Бога душу мать!..» А Адам берет Еву за руку, прихватывает пачку «Стиморола» и победно идет к выходу из рая, который теперь ему на фиг не нужен.
Голос за кадром; «Жевательная резинка «Стиморол» — почувствуйте себя у Христа за пазухой!»
Пещера. Шкуры. Мерцающий огонь. Женщины с первобытными прическами. В углу пещеры — вопли и причитания: хоронят неандертальца. В могилу к нему кладут предметы первой необходимости в загробном мире: каменные ножи, глиняные горшки, кусок мамонта, забитого им перед смертью и девушку, которую он чаше других уводил в лес. Все положено, и могилу уже хотят засыпать землей. В этот момент появляется некто в очках, белом халате и улыбке, натянутой на все тридцать два зуба. Не меняя выражения лица при виде мертвого тела, он опускает в могилу тюбик пасты «Бленда-мед» и зубную щетку.
Голос за кадром: «Не думайте, что хоть где-то вы сможете обойтись без продукции компании «Проктер энд Гэмбл»!»