- Ты же накопил денег, - сказала она.
- Денег я накопил очень много и буду продолжать накапливать. Но знаешь ли ты, каким способом я собираюсь отныне зарабатывать большую их часть? Продажей пятицентовых конфет. Я не считаю это завоеванием или осуществлением честолюбивого замысла. Это - всего лишь пятицентовое кондитерское предприятие. Твой брат еще молодой человек, а уже затмил меня. Он бурит нефтяные скважины на дне океана. Играет с шишками в покер. Я же - маленький человек с мелкими страстишками, о чем узнал совсем недавно. Я очень рад, что ты порвала со своим путевым обходчиком.
- Но он очень честолюбив.
- Это он так думает. На самом же деле из того немногого, что ты о нем сообщила, я понял, что он во многом похож на меня.
- Слушай, папа, ты удивительный человек. Он действительно похож на тебя. Как ты догадался?
- Ты еще мало обо мне знаешь. Гораздо меньше, чем я мог бы рассказать о себе, если бы решил этим заняться. Скажу лишь одно: я узнал в нем себя. Он даже не перворазрядный негодяй.
- Но он им может стать. Так же, как, наверно, и ты.
- Нет. Ни твой приятель, ни я никогда не станем перворазрядными негодяями. Настоящему негодяю все равно, что о нем думают люди, а нам с ним не все равно. Мы можем делать пакости, но мы не хотим, чтобы о них знали другие. В этом смысле мой отец был больше похож на настоящего негодяя, чем я.
- А Бинг - негодяй?
- Ты застигла меня этим вопросом врасплох. Я к нему не подготовлен.
- Ну все-таки?
- То обстоятельство, что ты говоришь это в форме вопроса, а не заявляешь категорически, что твой брат не может быть негодяем, уже интересно само по себе. Ты немного тревожишься за него?
- Его письма говорят мне больше, чем он, наверно, предполагает, ответила она.
- Я предпочитаю писать открытки, хотя и посылаю их в конвертах. Стараюсь писать короче. Что же в нем тебя беспокоит?
- Наверно, то, о чем говорил ты. Только я бы это выразила, конечно, иначе. Это связано с честолюбием. С тобой и дядей Пеном. С историей семьи Локвудов.
- А о себе он что говорит?
- Сознательно или невольно?
- И так и этак. Что в его письмах заставляет тебя тревожиться?
- Это не совсем тревога, папа. Пока нет ничего, что внушало бы тревогу. Во всяком случае, мне не внушает. Впрочем, что я болтаю? Я действительно тревожусь. Он огрубел, стал жестче.
- Ну, это можно понять. Нефтяники такой народ, что даже как будто бравируют своей грубостью.
- Ты думаешь, что Бинга сделала таким его работа? По-моему, нет. Да ты и сам так не считаешь.
- Нет, пожалуй, не считаю. Но тогда остается одно объяснение: это я его ожесточил. Разумеется, такое признание не доставляет мне удовольствия.
- Но я рада, что ты сделал его таким. Что ты приложил к этому руку.
- Конечно, приложил. И если жесткость - это все, что тебя тревожит, то перестань тревожиться. Ему это качество еще пригодится. Иначе он потерпит фиаско, и вот тогда будет о чем тревожиться. Твой брат не настолько тверд, чтобы устоять на ногах в случае неудачи. Да ты и сама, по-моему, это знаешь, Тина. Твой брат - слабый человек.
- У тебя есть основания так говорить? - спросила она. - Или это лишь общее впечатление?
- И то и другое.
- А точнее ты не хочешь мне сказать?
- Нет, не хочу.
- Он нечестен?
- Я бы не сказал. Уверен, что это не так. Люди, с которыми... шишки, с которыми он играет в покер... они не стали бы играть с ним в покер, если бы он был нечестен. В сделки вступали бы, а играть в покер - нет. И к нему домой не пошли бы, и к себе не позвали бы. Нет, он не бесчестен.
- Тогда я знаю, в чем его слабость, - сказала она. - Женщины.
- Ты произнесла это очень уверенно.
- Да, я уверена. Меня только интересует, откуда это тебе известно. У него это началось лишь после женитьбы, ты же его с тех пор ни разу не видел.
- А у тебя откуда эта уверенность? - спросил он. - Ты ведь тоже почти с ним не видишься.
- Он разговаривает со мной по телефону и пишет письма. Что это делается с мужчинами, папа? Рита - хорошая, привлекательная женщина, я бы даже сказала, что она лучше Бинга. Но едва они поженились, как он начал куролесить.
- Кажется, я понимаю, что это значит.
- Наверно. У него связи с другими женщинами.
- Жена об этом знает?
- Не могу сказать. Я видела ее только дважды. Она не из тех, кто легко сходится с людьми. Очень любит Бинга. Наверно, какое-то время он сможет ее дурачить, Энергичен, всегда в движении, поэтому она может не догадаться.
- И не видеть того, чего не хочет видеть, как это часто бывает.
- Да. Но я совсем не уверена, что он сам так же терпим, как она. Должна тебе сказать, что Рита - женщина что надо, можешь в этом не сомневаться.
- Я и не сомневаюсь. Видел ее фотографию.
- Конечно, я могу и ошибаться на ее счет, поскольку мы почти два года с нею не виделись. Но не исключено, что ее терпение уже иссякло.
- Нет, я уверен, что не иссякло. Как уверен и в том, что твой брат до сих пор ее любит.
- Надеюсь, - сказала она. - Но ты не говоришь мне всего, что знаешь.
- Правильно. Никогда не говорю всего, что знаю. Скрытен по натуре.
- Это-то мне известно. Но сегодня ты держишься более открыто, чем когда-либо.
- Начиная с открытой раны на руке. Идем обратно? По-моему, мы уже надышались свежим воздухом.
- Как хорошо, что мы можем вот так разговаривать, - сказала она. Почему сейчас можем, а раньше не могли?
- За это мы должны, видимо, быть благодарны твоему путевому обходчику и дяде Пену. И тому, что творится в последнее время у меня в душе.
Дорога к дому здесь была крутая, и это заставило их замедлить шаг.
- Мне хочется, чтобы ты пожила у нас немного, - сказал он. - Конечно, я тебя не принуждаю. Деньги можно перечислить на твой счет в банк Моргана. Только подпиши кое-какие документы.
- Какие деньги? Ах да, дядя Пен. Я еще здесь побуду. А если мы с Джеральдиной надоедим друг другу, то я всегда могу уехать в Нью-Йорк.
Собственного автомобиля у нее не было, и Джордж разрешил ей пользоваться своим "паккардом", так что она могла уезжать и возвращаться домой в любое время. Джордж удивился, когда она предложила Джеральдине ездить вместе в Филадельфию за покупками и в Гиббсвилл - к парикмахеру. Он объяснял перемену в их отношениях тем, что существенно изменилась сама Тина: она стала женщиной, и его жена относилась к ней теперь иначе. Это очень умно со стороны Джеральдины, но, возможно, объяснялось не столько умом, сколько женским инстинктом. Джордж никак не комментировал эту перемену, не задавал никаких вопросов и не допытывался, о чем они между собой говорят, но обе явно радовались тому, что их отношения изменились к лучшему.