- Иногда и я не совсем понимаю, что вы говорите, Мэй. Мисс Тина будет завтракать тогда, когда пожелает. А когда она пожелает, я не знаю.
- Разве чашка кофе - завтрак для молодой здоровой девушки? Да и кофе-то не допила. От завтрака откажешься, весь лень наперекосяк пойдет. - С этими словами Мэй вышла и закрыла за собой дверь, чтобы не слышать ответ хозяина.
Но он не собирался ей отвечать. Мэй относилась к тому типу служанок, о существовании которых, если они в данный момент отсутствуют, легко забыть. А наверху Тина, она страдает, и он ничем не может ей помочь. Сознание неспособности придумать что-то, найти средство вывести ее из состояния отчаяния угнетало его. В первый и единственный раз в жизни ему пришла в голову мысль увезти ее в какую-нибудь неведомую страну, где они могли бы начать жизнь заново. Но он знал, что такой страны нет, и сама мысль об этом лишь подтверждала его беспомощность.
Взяв с собой бостонские и нью-йоркские газеты, он перешел с террасы в комнату, которую супруги Уайт именовали салоном, и сел на диван. Это слово неизменно вызывало в воображении дам и джентльменов в вечерних туалетах, благовоспитанно беседующих в то время, как слух их услаждает струнный квартет, расположившийся за комнатными пальмами. По всей вероятности, не только струнный оркестр, но даже солист-скрипач никогда не появлялся в этих стенах, и тем не менее во всех описаниях дома и в переписке комната эта именовалась салоном. Он рассеянно смотрел в газету, сам же в это время терзался мыслью о дочери. Как она обнаружила, что заразилась венерической болезнью? По всей вероятности, со слов других: ей сказали, что она заразила кого-то. Если так, то, значит, есть на свете мужчина, который презирает ее. И теперь она всю жизнь будет знать, что такой человек есть и что рано или поздно он может сказать кому-нибудь: "Тина Локвуд наградила меня триппером"; пусть даже не скажет, а только шепнет - все равно она узнает и всегда будет этого бояться. Придет время, найдется еще мужчина, который сделает ей предложение, а она вынуждена будет ответить: "Я не могу иметь детей". И при этом непременно объяснит, почему не может, иначе она не была бы Тиной.
Но для Престона Хиббарда это, кажется, не имеет значения...
Джордж Локвуд отложил в сторону газету и отправился наверх, к дочери. Постучав в дверь, он сказал:
- Это я. Отец.
- Не надо, - вяло откликнулась она, но уже в этой короткой фразе слышалась трагическая нотка.
Дверь была не заперта, и он вошел. Она сидела, понурив голову, в кресле-качалке. Он закрыл за собой дверь, подошел к ней и положил ей на голову руку.
- Я подумал, Тина.
- Не утруждай себя, папа. Я уже сама все обдумала. Мне надо уезжать.
- Я на твоем месте поступил бы иначе. "Время уходит". - Она подняла на него глаза, потом с трудом перевела взгляд на часики, лежавшие у нее на туалетном столике. Он кивнул. - Да, я имею в виду его. Я хочу, чтобы ты поехала к нему. Сегодня.
- А потом что?
- И вышла бы за него замуж.
Она выпрямилась в кресле.
- Ты, должно быть, не очень внимательно меня слушал.
- Напротив, я слышал каждое слово, и, что еще важнее, он слышал, когда ты ему все это рассказывала. Сейчас важно не то, что я думаю, а эти вот часики и слова, которые он на них написал. Ты знаешь, где он сегодня?
- Сегодня? В школе.
- Поезжай туда. Без предупреждения. Просто так. Даже если этот брак продлится всего несколько лет. Тина, все равно вам обоим это будет на пользу.
- Почему ты так считаешь?
- Потому что вы этого хотите. Причина достаточно основательная. Ты хочешь, чтобы я назвал более высокий мотив? Могу назвать.
- Таких мотивов я не знаю, - сказала она.
- Однако он есть. Даже два: он нуждается в тебе, а ты - в нем.
- Это и есть высокие мотивы? Здесь только эгоизм.
- Подумай об этом по дороге в школу святого Варфоломея, - сказала он.
- Знаешь что? Мне приходилось присутствовать на многих венчаниях, но лишь сейчас я по-настоящему поняла, что значит быть отцом, отдающим замуж свою дочь.
- И я это понял, - сказал он.
- А Джеральдине я ничего не скажу.
- Извести нас телеграммой, - сказал он.
- Он никогда не сможет сказать, что не знал, на что идет. Правда, папа? - Эти слова прозвучали как заклинание.
Они поженились на следующее утро в Сентрал-Фолс, штат Род-Айленд, где закон разрешал регистрировать браки сразу. Телеграмма гласила:
ВРЕМЯ НЕ УХОДИТ ПОЖЕНИЛИСЬ СЕГОДНЯ В ДЕСЯТЬ УТРА
ЦЕЛУЕМ КРЕПКО ПРЕС И ТИНА.
Когда ее принесли, Джордж и Джеральдина обедали.
- Конечно, ты об этом знал, - сказала Джеральдина.
- Это же я собирался тебе сказать.
- Но я сказала первая. Знал?
- Догадывался.
- Доволен? Ну конечно, доволен. Да?
- Еще бы. Более приятной вести не могу себе представить.
- Я с самого начала этого хотела.
- Верно. И я это видел.
- Интересно, где они будут жить. Ты думаешь, он останется в школе святого Варфоломея? Просто не представляю себе, каково это - жить в окружении сотен парней, только и думающих что о сексе.
- Когда я там учился, никто и не думал о сексе.
- Когда ты там учился, то был, по крайней мере, один человек, который думал о сексе. Этот человек - ты. Спал, наверное, с горничной.
- У нас не было горничных. Мы сами стелили себе постели.
- Ну, тогда, возможно, с женой директора школы.
- Она-то, жена директора, и была, наверно, причиной того, что мы так мало думали о сексе. Не было у нас таких женщин, которые вызывали бы физическое влечение. Среди ребят довольно широко была распространена содомия, и, если кому-то становилось невтерпеж, он мог найти себе партнера. Женщин в те годы мы не знали. Так что Тине, я уверен, опасаться нечего.
- Как бы не так. Я бывала в мужских школах и сама видела, как они поглядывают на женщин. А Тина как раз из тех, кто привлекает к себе внимание. Тем более если узнают, что она новобрачная. Представляю, о чем они подумают.
- Стало быть, школа святого Варфоломея в этом отношении - не исключение.
- По-моему, было бы лучше, если б Тина поскорее родила ребенка, сказала Джеральдина.
- Правда? Почему ты так думаешь? - спросил он, избегая ее взгляда.
- Ты не хуже меня знаешь, что она не девушка. Будь у меня дети, я бы чувствовала себя совсем иначе.
- Не сомневаюсь.