В подвале потайная лестница упиралась в скользящую панель, подобную той, что была в спальне. Как и в спальне, панель в подвале одновременно служила задней стенкой шкафа, который, согласно проекту, предназначался для хранения старой корреспонденции, оплаченных счетов, аннулированных чеков и прочих бумаг.
Наслушавшись вдоволь похвал своему искусству, положив в карман чеки, итальянцы дали обет молчания, перекрестились, весело попрощались с Джорджем Локвудом за руку и уехали обратно в Нью-Йорк. Теперь дом был уже почти готов для показа Джеральдине Локвуд.
Джордж Локвуд в последний раз - это было во второй половине дня в октябре 1926 года - окинул взглядом дом, гараж на четыре автомобиля, газон. В половине пятого он не спеша сел в свой маленький двухместный "паккард" и подъехал к железным воротам, заменявшим теперь тесовые. Диген, временный сторож из сыскного бюро, открыл ворота.
- Доброй ночи, мистер Локвуд. До утра.
- Утром, Диген, я вас не увижу, - возразил Джордж Локвуд. - Завтра я поздно встану.
- Считаю это хорошим знаком. Что, все уже в порядке?
- Теперь слово за миссис Локвуд.
- Ну, что тут скажешь? Глаз радуется. В жизни никогда не видывал такого красивого здания. Вот дом так дом. Прямо дворец. Вы вправе гордиться, мистер Локвуд, истинное слово.
- Спасибо, Диген. Доброй ночи.
- Такое только в мечтах увидишь, - сказал Диген. - Еще раз доброй ночи, сэр.
Были уже сумерки, когда Джордж Локвуд подъехал к старому дому в Шведской Гавани, где он родился. Это было простое квадратное здание из красного кирпича, как-то неожиданно выраставшее посреди квадратного газона. Локвуд поставил машину в конюшне, где уже не держали лошадей, и, обогнув дом, вошел через парадную дверь.
На шум его шагов из кухни появилась Мэй Фриз.
- Какие новости, Мэй?
- Никаких, сэр. Никто не звонил, писем тоже не было.
- Значит, ничего не было.
- Только газеты. Куда вам подать чай?
- В кабинет. Не найдется ли у нас торта?
- Осталось немного бисквита, который вы ели вчера с мороженым.
- Вот и хорошо. Принесите мне бисквит вместо гренков.
- Бисквит вместо гренков с маслом?
- Да, Май. Бисквит вместо гренков с маслом. Сегодня я не хочу гренков с маслом. Буду есть вчерашний бисквит.
- Значит, бисквит, - сказала Мэй, уходя.
Джордж Локвуд поднялся к себе, вымыл лицо и руки, снял пиджак, надел вельветовую куртку и старые лакированные шлепанцы. Мэй принесла на подносе чай и поставила перед ним на письменном столе.
- А почта-то все же была. Вот четыре письма, - сказала она. - Маргарет вынула их из ящика, пока я прибиралась на третьем этаже. Могла бы, по крайней мере, сказать.
- Да уж, по крайней мере, могла бы сказать, - согласился Локвуд.
- Бисквит-то почерствел немножко. Когда долго стоит, всегда черствеет.
- А я такой люблю. Не люблю, когда он как резина.
- Постоит еще день - совсем испортится.
- А он не будет больше стоять. Я его сейчас съем.
- Как вы можете столько есть и не толстеть?
- Двигаюсь много. Все время занят.
- Это правда. Как новый дом?
- Готов. Поэтому я и ем бисквит.
- Готов? Совсем?
- Совсем. Теперь им займется миссис Локвуд.
- Когда вы повезете нас смотреть? Я хочу сказать: нас с Маргарет.
- В свое время.
- Знаете, что я слышала? Впрочем, не я, а Маргарет. Это она мне рассказала.
- Что же она слышала и любезно рассказала вам?
- Уж не знаю, правда ли, нет ли.
- Не будете же вы пересказывать мне неправду.
- Говорят, будто одна сторона дома присела.
- Присела? То есть осела?
- Вы еще не переехали, а уже пошли слухи. Дайте вспомнить, что еще говорили. Ах, да! Будто вы решили отдать свой старый дом под больницу.
- Вы умеете хранить тайну?
- Конечно.
- Так вот: я не знаю, как поступлю с этим домом. Не решил еще. Врачи хотят открыть здесь больницу, Это, видимо, вам и сказали.
- Нет, я слышала, что вы уже отдали его.
- Нет, не отдал.
- А новый дом садится?
- Не знаю.
- Значит, да. Верно?
- Я не стану ничего опровергать и не стану ничего подтверждать насчет нового дома, Мэй. Я ведь предупреждал вас об этом.
- Они только и делают, что болтают о вашем доме; С тех пор как вы начали строить стену. Весь город болтает. Далась им эта стена.
- А разве до этого они не болтали?
- Наверно, болтали. Они всегда найдут, о чем поболтать.
- Вот именно.
- Верно. Всегда что-нибудь придумают. Не одно, так другое.
- Безусловно. Что вы еще хотели сообщить, Мэй?
- Что-то еще было.
- Ну?
- Я говорила вам, что к нам пришли по почте какие-то коробки?
- Нет.
- Из Нью-Йорка. И все - на ее имя.
- Наверно, что-нибудь для нового дома.
- Да! Вот что я хотела спросить.
- Спрашивайте.
- Хотя нет, не то. Это я уже спрашивала. Вот что: мы тут разговаривали с Маргарет насчет Эндрю и его жены. В новом доме они над гаражом будут жить?
- А что?
- Маргарет говорит, что не хотела бы жить там одна. Ночью без мужчины страшно. Мне-то что, я привыкла, потому что родилась и выросла на ферме, а Маргарет горожанка.
- Очень уж вы простодушны, Мэй.
- Почему вы так говорите? Может, простодушна, а может - нет. Все зависит от того, что вы под этим подразумеваете.
- Вами играют, как пешкой. Не вы, а Эндрю и его жена хотят знать насчет гаража. Эндрю уже больше года допытывается. Поэтому он и попросил Маргарет через вас узнать. Поняли, Мэй?
- Ах, вон что. Кажется, поняла. Ну, тогда не говорите. Пойду к Маргарет и скажу, что не сумела ничего узнать.
- Я и не собираюсь ничего говорить. Ни вам, ни Маргарет, ни Эндрю. Скажу в свое время. Вы с Маргарет живете у меня достаточно долго, так что пора бы уж знать. Но вы, видно, никогда этого не усвоите.
- Я-то усвоила. Я говорила Маргарет, что мы ничего не узнаем.
- Но она считала, что есть смысл попробовать.
- Да, она считала, что есть смысл попробовать. Почти буквально ее слова.
- Маргарет вечно хитрит. Но она забывает, что Эндрю хитрее ее. Ну ладно, Мэй. Можете убирать со стола. Пойду приму ванну. Ужин - в семь тридцать. Что у нас на ужин?
- Телячьи отбивные.
- Хорошо. Да, не забыть бы: утром я буду спать. До десяти часов кофе мне не приносите.