–Это прекрасно. Прошу прощения, но мне следовало убедиться, что ты помнишь условия моей помощи. Тогда же, полгода назад, ты просил меня особенно заняться вопросом… родины Нимиага. На что я ответил уклончиво, ещё не имея представления о результатах работы. Что ж, хоть тексты поэм местами расходятся, в описательной своей части они очень похожи у самых разных аэдов, чьи исполнения мы записывали. Судя по всему, мы можем достаточно точно указать, в каких местах жило его племя ещё до начала большого переселения. К сожалению.
– Как я понимаю, я потратил собственные богатства ради того, чтобы укрепить авторитет наших врагов? – несколько расстроенно, но всё также спокойно заметил Амельраб.
– Если бы, Амельраб, – рассмеялся Фалес, – всё куда горше, а вместе с тем – забавно и поучительно. Семь древнейших полисов хеттов называли Нимиага своим гражданином, как на юге, так и на севере Тьямата. Единственная приятная новость, которая навряд ли походит даже на утешение – Нимиаг жил на севере. Однако это утешение настолько же мало, как мала и наша с тобой земная слава: его племя, судя по всему, изначально жило в Меотиде.
Амельраб опешил от таких новостей.
– Неужто ты всерьёз? Ты уверен в этом?
– По крайней мере я верю в Меотиды больше, чем в версии любого из семи полисов, включая, разумеется, и Белых Фив. Я был бы рад проверить лично своё предположение, но, во-первых, мне уже нынче не до морских путешествий, а, во-вторых, такое путешествие будет связано с чрезмерными опасностями, которых я посторонюсь.
Фалес в этот момент отправил в рот последнюю из долек апельсина.
–Во всех вариантах поэм Нимиаг описывает болота и леса, в которых, если не гибли сотни тел, то задыхались тысячи душ. Он описывает даже берега, возле которых, по его словам, плескались огромные рыбьи стаи, до которых, однако, ни один не мог дойти, не рискуя «им уподобиться». Когда пища в лесах закончилась, Нимиаг и его племя – наверное, их, в таком случае, вполне можно назвать меотами, – были вынуждены сняться с места и отправиться подальше от берегов в глубины континента. Твоих географических познаний должно хватить, чтобы понять, куда именно.
Амельраб действительно был впечатлён словами Фалеса.
– Т.е. варвары, а не хетты, живут вдоль Чангура?
Фалес слабо, практически через силу улыбнулся.
– Именно поэтому я и говорю, что новости не могут тебя порадовать. Я бы даже понял, если бы они вызвали в тебе скорбь.
Амельраб кивнул, постепенно погружаясь в себя.
– Определённо, в таком случае поэмы Нимиага лучше бы не существовало. Она скрепляет хеттов лишь из-за того, что мы видим в ней себя самих, вне зависимости от полиса и континента. Но если окажется, что мы все заблуждались и переняли эпос ненавистных варваров…
Амельраб откинулся на спинку кресла, задумавшись глубоко и судорожно, как он только умел в самые тяжёлые и важные моменты.
– Я выполню свою часть договора, Фалес, как ты выполнил свою. Однако я вынужден молить тебя об очередной помощи.
Фалес строго посмотрел на малика, взвешивая его слова, явно сравнивая их и обдумывая.
– Я предполагаю, что ты сейчас скажешь. Но я дам тебе слово и не буду додумывать о тебе худшее.
– Ты – величайший из современных мудрецов, Фалес. Возможной, что самый великий, с которым только будет возможно человеческому существу говорить на этой бренной Земле. Я… Я понимаю, что никто иной во всём свете – исключая Богов, – не сможет выразить слово Нимиага лучше Нимиага, чем ты. Нам необходимо признать, что великая мудрость прошлого не может кануть в Лету только из-за сущей случайности, шутки рока, которую нам сейчас приходится выдерживать… Готов ли ты изменить некоторые описания Нимиага для… большей исторической точности?
– И эта историческая точность должна будет заключаться в описании бухты Фив? – насмешливо прищурился Фалес.
Амельрабу не нашлось, что ответить. В этот момент мудрец ил Алании оказался даже более прозорлив, чем обычно.
– Я нисколько не удивлён, Амельраб, – рассмеялся Фалес громко и звонко, как он только умел, когда действительно пребывал в хорошем настроении, – этого следовало ожидать. Говоря начистоту, именно это я и ждал от тебя. Такова, говоря откровенно, вся логика твоего мышления.
– И в чем же она заключается? – насторожился Амельраб.
– Твоя логика – это логика тирана, – лаконично бросил Фалес, – готового узурпировать не только власть, но и человеческую память.
Амельраб откинул голову чуть назад, приняв какое-то новое, более резкое выражение лица.
– Ты хочешь оскорбить меня? – сквозь зубы проговорил он.