Найджел что-то невнятно пробормотал в ответ. Эвнис с вызовом поглядела на Эндрю:
– С таким лицом, как у тебя сейчас, тебя никто не узнает. Какой бы чудесный домушник получился из Эндрю! Хотя, может, уже получился.
– Ну и болтовня у тебя, Эвнис, – сказал Эндрю, деловито вылепливая что-то из снега.
– Думаю, что мне позволительно и поговорить, раз уж приходится сидеть тут на холоде. Потрогай мои руки – они ледяные.
– Дома полно каминов.
Мисс Эйнсли от неожиданности вспыхнула, затем повернулась к Найджелу и сказала:
– У Эндрю такой тяжелый характер, как вы считаете? Это все из-за его эгоцентризма. Вполне безобидные слова он воспринимает в штыки. Бетти была совсем не такая. Она бы никогда и никому ни в чем не отказала.
В ее последних словах прозвучала боль, словно от обиды. Эндрю, нежно улыбаясь ей, подошел, поднял ее со стула, набрал снега и залепил ей рот. Дети завизжали от восторга и стали беспорядочно забрасывать друг друга снежками. Эвнис, отплевываясь и стряхивая с лица снег, тоже засмеялась.
– Скотина! – воскликнула она. – Ну, погоди! – Она с нарочитой ленцой бросилась снежком в Эндрю. Что-то в ее жестах, в голосе, в двусмысленном выражении глаз заставило детей прекратить возню.
Эндрю рассудительно заметил:
– Ну что, теперь согрелась, а, Эвнис? Тебе надо больше двигаться. – От этой вкрадчивой заботливости Найджел испытал неприятное чувство. – По-моему, надо приспособить этот стул для королевы Виктории, – продолжал Эндрю. – Ей нужен трон.
Он взял стул и начал облеплять его снегом, стараясь не замечать мрачных взглядов, которые бросала на него Эвнис.
Снеговик постепенно рос. У Эндрю оказались умелые руки, и скоро у всех на глазах начала получаться вполне узнаваемая скульптура. Мисс Эйнсли снова сумела выделиться, заметив, что у королевы Виктории от сидения на мокром холодном стуле может быть геморрой. Когда Эндрю заканчивал лепить снеговика, она пошла в дом и вернулась с дамской шляпкой с вуалью, которую откопала в театральном сундуке.
Она водрузила шляпку на голову изваянию, и тогда все отступили, чтобы полюбоваться на дело рук своих. Перед ними сидела обрюзглая, более крупная, чем в жизни, снежная фигура королевы, покровительственно взирая на фасад Истерхем-Мэнор, восточный ветер трепал креповую вуаль дамской шляпки. Эндрю дал Джону и Присцилле по полпенни каждому, чтобы те вставили их в пустые глазницы. В этот момент внезапно появился Хивард Ресторик, быстро направлявшийся к ним:
– Привет, ребятки. Я вижу, лепите снеговика?
– Да, папочка! Он просто классный, правда? Спорим, не угадаешь, кто это?
– Ох, дайте подумать. Повар?
– Нет-нет! – закричала Присцилла. – Это королева Виктория.
– Королева Виктория? Хм, вот как? – В голосе Хиварда довольно ощутимо послышался холод.
– О, дорогой, – пропела Эвнис, – мы произвели на свет lese-majeste [19].
Хивард подергал себя за ус.
– Простите, – отрывисто произнес он, – но мне не по душе эта шляпка. Джон, будь хорошим мальчиком, отнеси ее туда, где взял.
– Бедная я бедная, маленькая! Опять виновата! Это я, сэр, украсила королеву. Ну посмотри, разве не прелесть? По-моему, ей идет. Так кокетливо.
Эндрю с насмешкой глядел на них.
– Я не имел в виду кокетство, Эвнис, – заметил Хивард.
– Ну, не будь старым скупердяем! – резко бросила мисс Эйнсли – она не умела шутить легко.
Хивард нахмурился:
– Если надо выразиться яснее: мне не кажется, что при данных обстоятельствах эта шляпка здесь уместна.
– Ладно, может, она немного и demodee [20],– сказала Эвнис, вскипая гневом.
Хивард снял со снеговика предмет спора и сунул его сыну:
– Отнеси это назад, старина. Сбегай с ним, Присцилла, ты хорошая девочка. – Когда дети отбежали на порядочное расстояние, он сказал Эвнис: – По-моему, ты меня намеренно не понимаешь. Пусть я и старомоден, но считаю чертовски дурным тоном выставлять напоказ эту шляпку, когда Бетти только что отошла в мир иной. Теперь я ясно выразился?
– Да, конечно, Хивард. – Эвнис трясущимися пальцами зажигала сигарету, но в ее голосе зазвучала неожиданная твердость. – Твои чувства позволяют тебе быть правым. Ты же сейчас в большом выигрыше, не так ли? Эвнис настырна, но ты забыл, что Бетти была моей подругой. А я не стыдилась ее, когда она была жива. И не пыталась затыкать ей рот. А сам ты – разве забыл, как она умерла?
– Слушай, Эвнис, я не понимаю…
– Бетти убили. Знаю, со стороны кого-то это чертовски дурной тон – убивать ее в Истерхем-Мэнор. Но так оно и есть.