– Точ-чно! – сказал Блаунт. Найджел еще не встречал других людей, которые умели так смачно произносить это слово, будто расщепляя его на составные части. – Точ-чно! У этого Эндрю какой-то противный блеск в глазах. Может, сам налил себе эту дрянь в стакан? Хотя бы для того, чтобы посильнее меня запутать. Негодяй. Совпадение. Шанс. Специально устроил, чтобы в случае чего за ним числился яд, налитый в его стакан, который он невинно предложил коту. Явно не друг животных. Да уж, да уж…
С живостью потирая руки, Блаунт проследовал в комнату экономки, которая пила там с дворецким чай; их оскорбленные взгляды его нисколько не смутили.
– Ага! Чай пьете? Прекрасно, прекрасно. Замечательно. Вот что, господин дворецкий, сэр, могу ли я выдернуть вас отсюда на минутку – думаю, миссис… э-э… Лейк нас простит – мне нужно ваше содействие.
Дворецкий, вытаращившись, как налим, сидел, будто разбуженный посреди ночи. Они тут же оказались в кладовой с задней стороны холла, там, где готовилось все для чая. Снова понадобилась та горничная, которая только что побывала в гостиной, и тогда было установлено следующее. В 3.45 она начала собирать поднос. Молоко пошло из холодильника с кухни: несколько слуг уже брали его себе оттуда для чая – значит, там оно не могло быть отравлено. Поднос с кувшином молока и стаканом с молоком для Эндрю оставался в кладовой без присмотра, начиная примерно с 3.50 и кончая 4.15, когда горничная внесла поднос в гостиную. Именно так, утверждала она, и было заведено.
Найджел напомнил, что между 3.50 и 4.15 он говорил с Шарлоттой и Хивардом в кабинете. В любом случае они не могли добраться до молока.
Из показаний дворецкого выходило, что он вошел в кладовую, как только пробило четыре часа, чтобы лично проверить поднос с чаем.
– А вы… э-э… наблюдательный человек? – спросил Блаунт.
Найджел напрягся. Если глазговский выговор берет верх в его голосе, значит, Блаунт напал на след.
– Надеюсь, что так, сэр. Мои обязанности…
– Когда вы вошли в кладовую в четыре часа, тут была эта бутылка?
Он ткнул своим пенсне в сторону небольшой бутылки, пытавшейся спрятаться в глубокой вазе, стоящей на полке над тем местом, где был поднос.
– Боже правый! – воскликнул дворецкий. А что ему оставалось сказать, ведь на бутылке красовалась красная этикетка с надписью «ЯД». – Нет, сэр, этой бутылки тут не было, когда я…
– Вы уверены?
– Абсолютно, – отвечал тот с суровым упреком в голосе, как в средние века какой-нибудь соборный витражист, отстаивающий верность своего изделия канонам.
Блаунт, чуть дыша, обернул бутылку носовым платком, вынул пробку и с великой осторожностью понюхал:
– Да. Это он. Видели ее раньше?
Дворецкий, помычав и помявшись, признал, что похожая бутылка стояла в шкафу в кабинете хозяина.
Через полчаса Найджел проследовал в приемную. Блаунт наконец опросил обитателей дома, и выяснилось следующее. Между 4.00 и 4.15 мистер и миссис Ресторик были в кабинете, а Найджел, Дайке и Эвнис – в гостиной; около пяти минут пятого Эндрю Ресторик вошел в гостиную и оставался там до внесения чайного подноса. Единственным из всех, кто в это время мог перемещаться без ведома остальных, был доктор Боган. Он утверждал, что находился наверху, в своей комнате, примерно до 4.10, тогда сошел вниз, помыл руки в уборной в холле и потом вошел в гостиную, как раз перед тем, как горничная внесла поднос с чаем.
Блаунт принял все к сведению.
– Если полагаться на показания дворецкого, что в четыре часа в кладовой не было бутылки с ядом, а таким ребятам сразу бросается в глаза все, что стоит не на месте, тогда единственными людьми, которые могли налить в молоко отравы, становятся Эндрю Ресторик и доктор Боган. Не вижу причин, зачем бы Эндрю понадобилось лить себе яд в молоко и предлагать его коту. Значит…
– Что и требовалось доказать? Вряд ли. Слишком легко. Если бы это сделал Боган, то, несомненно, он обзавелся бы каким-нибудь алиби. И разве стал бы он оставлять бутылку в таком заметном месте? Она так стояла, будто было специально предусмотрено, что мы найдем ее.
– У него не было времени спрятать ее понадежнее. И еще. Я не надеюсь найти там отпечатки пальцев: скорее всего, он брался за нее носовым платком.
– Твоя ошибка в том, что ты слишком сосредоточился на периоде с четырех до без пятнадцати пять. Дворецкий мог и ошибиться, и тогда нам придется разобраться с периодом 3.50-4.00. А может, преступник отравил молоко еще раньше и засунул туда бутылку после 4.15, чтобы бросить тень на Богана.
– Не может быть! Выходит, что он непременно попадается кому-нибудь на глаза. Дайке, Боган, Эндрю и мисс Эйнсли – в гостиной, мистер и миссис Ресторик – с тобой.