========== Часть 1: Шизофреник. ==========
Шагая тяжелой поступью пустыми тёмными коридорами БСМЭ (бюро судебно-медицинской экспертизы), женщина стремительно — но справедливости ради, не менее грациозно — приближалась к двери, ведущей в подвал. Вывеска на металлической громогласно гласила «Отдел судебно-медицинской экспертизы трупов», тем самым навевала ужас на всякого простого обывателя, коему не посчастливилось забрести сюда по чистой случайности.
А чего бояться, собственно говоря? Трупов? Так все ими будем, тоже мне новость! Или смерти? Да, той самой карги в чёрном балахоне и с длинной косой, которую кто-то по своей нелепости или глупости — уж не знаю, что хуже — додумался изобразить именно таким образом! А оно возьми и прицепилось, превращаясь в какое-то смехотворное клише. Умора, не иначе! Когда ты умираешь, к тебе никто не приходит, и уж точно не машет железкой на полутораметровой палке, приглашая в какой-то туннель, в конце которого увидишь такой притягательный белый свет. Сказки это всё. Эта русая женщина с холодными синими глазами уж точно знает, поверьте на слово! Сколько смерти эти омуты повидали — никто уже точно не скажет. По её мнению, если кто-то даже и соизволит прийти к тебе в такой — давайте назовём его — «волнительный» момент, то только потому, что нужно добить. Как говорится, пожил — и хватит! Дай другим вцепиться зубками в твоё наследие, а то, ишь, засиделся тут!
Ведь и вправду такое не редкость — каждому второму или третьему старику, что бывает на её столе, помогают «любящие» родственнички, которым только хату в центре города и похоронные денежки подавай — запихнут в самую дешевую шкатулку и отправят скитаться к червям. Ритуальщики называют таких персонажей копателями, поскольку им плевать на родственничка — им лишь бы закопать. Повезет, если на могилу той же бабушки или несчастного дедушки, что душу в свою кровиночку вложил, принесут хотя бы цветочек. Также относительно молодые и богатые часто попадали к ней на аудиенцию из-за семейных невзгод, но об этом как-то потом…
Дверь оглушительно пискнула, когда изящная рука провела ключ-картой по считывателю. Оповестила ту, которой каждый раз счастливилось заходить и выходить из того помещения не вперёд ногами, что она, собственно, может войти, и глухо захлопнулась за спиной, когда наша героиня переступила порог. Наконец-то можно начать утро с парочки подснежников — весна же! Такими же тяжелыми шагами двинулась в раздевалку, снимая с себя на ходу длинное пальто. Густые тёмные брови нахмурились, а и без того острые черты лица женщины ещё больше заострились, когда задумчивый взор синих радужек упал на две папки в руках лаборантки, что увязалась за светловолосой. Миловидная смуглая девчушка лет двадцати пяти с афрокудрями и пухлыми красными губами лучезарно улыбнулась своей наставнице. Та, в свою очередь, не разделяла радости от слова совсем. Ни одна эмоция даже вскользь не посетила светлого лица.
— Чё скалишься? — улыбка медленно сползла, а сама её владелица потупила взгляд. — Первый день что ли? — неуверенный кивок, и угловатые челюсти обладательницы стального тона невольно сжались. Не любила, когда Гаррет подсовывал ей свежак прямиком с университетских парт. Сейчас либо пол от блевоты убирать придется, либо обливать девку нашатырем — её совсем юная психика не выдержит и дня в судебке.
— Я — Моника, — приветливо протягивает ладошку и тут же опускает, натыкаясь на каменное выражение лица. По коже пробежали неприятные мурашки от холодного непроницаемого взгляда.
— Мне плевать кто ты, — ловкие пальцы аккуратно расстегнули габардиновый пиджак цвета хаки. — Ты тут три дня максимум продержишься. Таким мягкотелым место разве что в педиатрии.
Моника открыла рот, чтобы возмутиться, но вовремя осознала, что хамить одному из лучших судмедэкспертов в штате в первый день на работе — идея, мягко говоря, отстойная. Тонкие пальчики лишь плотно сжали картонные папки до побеления костяшек.
— Что в папках? — невозмутимо сняла с себя одежду, оставаясь в одном чёрном кружевном белье.
Моника невольно засмотрелась на изгибы своей новой начальницы, ведь всё при ней: сочная грудь, навскидку троечка, также подтянутая пятая точка. «Прятать такую тонкую талию за этим мешковатым тряпьем просто кощунство!» — про себя подметила девушка.
— Всё разглядела? — непослушная прядь выбилась из низкого пучка на затылке, от чего женщине, не без раздражения конечно, пришлось сдуть её с лица, выдыхая поток воздуха тонкими губами. — Тупая или что? Спрашиваю: подснежник, акробат или живчик? Кто?
— Ч-то, простите? — наконец-то соизволила выдавить из себя лаборантка, сглатывая, чем вызвала у начальницы внезапное желание со всей силы долбануться лобной костью о какую-то твердую поверхность. Желательно несколько раз.
— Жмуры, — цедит сквозь зубы.
— А, — раздуплилась, слава формалину! — один после ДТП, мотоциклист. А второй — обгорелая девушка.
— Фарш и шашлычок значит… — протянула, натягивая свободные штаны белого цвета. — Шуруй в секционную, готовься много писать. Сейчас подойду.
На ватных ногах Моника всё же поплелась к секционной, где её уже поджидало два трупа. В нос сразу же ударил едкий аромат формалина, который смешивался с запахом свежего и жареного мяса. Мулатку замутило. Едва держась на ногах, прикрыла рот ладошкой, сдерживая рвотные позывы. А это она ещё самых виновников торжества не видела! Спустя ещё каких-то пять минут дверь в секционную скрипнула, оповещая Монику о приходе начальницы. Надпись на бейдже женщины гласила: «Старший судмедэксперт БСМЭ Брукфилд, Милуоки, Виктория Уокер». Вальяжно подошла к стеллажу с расходниками, выудив оттуда одноразовые перчатки голубого цвета.
— Пожалуй начнём с котлетки, — игнорирование общего состояния побелевшей лаборантки было вполне ожидаемым. — Бери блокнот и записывай всё, что я тебе диктую, усекла?
Женщина даже не смотрела в сторону помощницы, колени которой подкосились при одном только виде размозженного мозга и огромной дыры в черепе мужчины. Виктория осмотрела тело на предмет других увечий, подметив перелом левой ключичной кости и разрыв мягких тканей брюшной полости.
— Ну, повезло хоть кишки не пришлось собирать, да? — кивнула усопшему и приступила к самому процессу аутопсии.
Казалось бы, причина смерти очевидна — зачем вскрытие? Дело в том, что мужичок мог покинуть этот мир ещё до столкновения с автомобилем, а это в корне меняет дело и судьбу человека, которому не повезло находиться за рулем в момент этого самого столкновения. Иными словами, ничто не скроется от цепкого взгляда синих глаз и ловких рук, что делают уверенные разрезы на мёртвой, ещё слегка теплой плоти. От её заключения зависит жизнь как минимум одного человека, а как максимум — двух семейств: погибшего и водителя.
— Не хочешь провести? — с насмешкой обратилась к Монике, которая ногтями вцепилась в стол из нержавейки и шумно дышала. Рвотные позывы так и рвались наружу. Последней каплей стали следующие слова: — Свеженький, ещё не воняет.
Всё. Вылетела лаборантка из секционной, словно пробка из бутылки шампанского на Новый Год. Судмедэксперт ухмыльнулась и приступила к делу, не забыв включить свой карманный диктофон. Обследовав тело вдоль и поперёк, со спокойной душой положила весь имеющейся органокомплекс на место, не забыв впихнуть к нему ещё и порезанный на кусочки мозг.
— Ну, дружок, — голос у Виктории был чрезвычайно приятным, несмотря на лёгкую хрипотцу и низкий тембр, — всё твоё вернула, себе ничего не оставила, как видишь. Разве что чуть-чуть, но так надо.
Время от времени она разговаривала с трупами, чтобы не было так одиноко, ведь друзей у неё не было. Совсем. Так уж с детства повелось, что Уокер была одиночкой. Поняв в девятом классе, что командная игра и социальные контакты не её конёк, девочка решила, что прекрасно справится и без всей этой мишуры в виде никому ненужных драм. Именно тогда она и заявила родителям, которые уже придумали ей радужное будущее юриста, о выборе своей профессии. Ребекка Уокер тогда три дня ходила с шлейфом из аромата корвалола, а бедный глава семейства, казалось, поседел. Долго противились, но когда их малышку приняли в один из лучших медицинских вузов страны, всё же сдались и начали оказывать должную, но, по правде говоря, уже давно не нужную поддержку.