— Я думаю… никогда с вами не расставаться, папа, — в замешательстве сказала Арлетт.
— Прекрасно! — весело воскликнул граф. — А что, если я все-таки найду тебе мужа, о котором мечтаю… милое дитя, как ты его примешь?
— Как вам будет угодно, папа, — смиренно произнесла Арлетт.
— Нет, пора кончать с увертками! Примешь ты жениха или нет?
— По совести, милый папа, я ничего не могу сказать, пока его не увижу.
— Согласен! А пока я расскажу тебе, каков он. Ему тридцать лет, он хорош собой, с прекрасными манерами и возвышенными чувствами. Я не знаю точно размер его доходов, но знаю, что он превышает ту сумму, которую я назначил для тебя. Упрекнуть его можно только в одном — в праздности, а также в том, что он не отличается примерным поведением. Но ты призовешь его к благоразумию, а я берусь найти ему занятие… которое обогатит нас всех. Не догадываешься, о ком речь?
— Нет, — растерялась девушка.
— Я помогу тебе. Ты знаешь нашего соседа Дутрлеза?
— Дутрлеза?! — воскликнула Арлетт, прижав руку к сердцу, биение которого чуть не оглушило ее. — Вы хотите выдать меня за него?
— Что? — спросил граф, нахмурившись. — Как тебе могла прийти в голову такая нелепая мысль? Дутрлез! — презрительно повторил граф де ля Кальпренед. — Прекрасное имя! Надеюсь, ты никогда не думала об этом?
— Нет, — прошептала бедная Арлетт, — извините меня, но…
— Не могла же ты подумать, что я хочу выдать тебя за человека, которого мы принимаем, но который не принадлежит к нашему обществу! И если бы ты дала мне закончить, а не перебивала бы своими восклицаниями, то узнала бы, какой зять мне по вкусу. Я не случайно сказал тебе о Дутрлезе. Он знаком с моим избранником и даже дружен с ним. Помнишь, как нынешним летом… вечером, когда не было дождя… мы поехали в концерт на Елисейские Поля?
— О! Очень хорошо помню! — оживилась Арлетт.
— Мы встретили там нашего соседа. Он был, как всегда, очень вежлив. Он прекрасно воспитан, и я понимаю, почему его принимают в свете.
— Вы его нередко видели прошлой зимой у месье Фуриля, у мадам Сенвилье…
— Именно. Ты ничего не забываешь. Я знаю, что он бывает только в тех домах, где не принимают первых встречных. Ну, если у тебя такая хорошая память, ты должна помнить, что вы с этим молодым человеком вели оживленный разговор о Моцарте и о Глюке.
— Месье Дутрлез — превосходный музыкант и так же, как и я, страстно любит старинных композиторов.
— Вы прекрасно понимали друг друга! Я же не способен говорить о столь высоких предметах, но, к счастью, Дутрлез был не один.
— Да? Разве?..
— Как! Ты забыла! Я удивлен, что ты не заметила этого молодого человека, потому что он не из тех, кого можно не заметить. Он очень изящен… и я с величайшим удовольствием разговаривал с ним, пока ты беседовала о музыке. Если тебя не привлекла его наружность, то имя должно было произвести на тебя впечатление — это одно из самых родовитых имен нормандского дворянства.
— Я не запомнила.
— Его зовут Жак де Куртомер.
— А, знаю, — пролепетала Арлетт, — он, кажется, родственник маркизы де Вервен.
— Он ее племянник. У нее я разузнал обо всех его достоинствах. Она много рассказывала о нем, а мнение добрейшей маркизы имеет вес.
— И она сказала вам, что Куртомер хочет на мне жениться?
— Нет, но…
— Я думаю, он не намерен жениться.
— Наверно, его приятель Дутрлез сказал, что он поклялся остаться холостым, но это клятва кутилы. Дело в том, что Куртомер двенадцать лет служил во флоте, и служил очень хорошо. В прошлом году он подал в отставку, и его тетка призналась, что племянник мечтал пожить в Париже в свое удовольствие. Но маркиза де Вервен уверяет, что ему уже надоело прожигать свою жизнь и девушка, которая ему понравится, может его образумить. Она думает, что ты ему нравишься.
— Я не могла ему понравиться! Он меня почти не знает! Он никогда со мной не говорил.
— Он очень сдержан. Но он говорил о тебе с маркизой, и мы знаем, что ты ему нравишься. Если ты не питаешь к нему отвращения, стоит попробовать с ним сблизиться.
— Я сделаю, как вы прикажете, папа, но…
— Значит, ты не хочешь видеться с Куртомером?
— Я хочу никогда не расставаться с вами, — ответила Арлетт, потупив взгляд.
— Ты ведешь себя как ребенок! — воскликнул граф после минутного молчания. — Однако тебе пора уже стать рассудительнее. Хочу кое-что объяснить. Прежде всего скажу, что ты сама себе хозяйка. Но ты знаешь так же хорошо, как и я, что мадемуазель Кальпренед может выйти только за ровню. Может быть, я и не стал бы сейчас говорить тебе о своих планах, если бы дерзкое предложение Мотапана не напомнило мне, что я могу умереть и оставить тебя одну, без опоры… и без денег.