— Нет, тысячу раз нет! К чему вы ведете?
— К тому, что сегодня ночью кто-то входил к вам в дом.
— Кто?
— Не знаю, но хотел бы знать.
— Зачем? Вы думаете, что имеете право контролировать моих гостей?
— Нет, но я имею право знать, что происходит в моей квартире. Этот человек входил ко мне, когда я спал. Он отпер мою дверь, стало быть, у него был ключ.
— Вероятно, но я здесь ни при чем.
— У него также был ключ от вашей квартиры, потому что, выйдя от меня, он зашел к вам.
— И вы полагаете, что это мой бывший камердинер?
— Я не полагаю, я лишь пытаюсь разузнать.
— Узнавайте в другом месте! Я не обязан надзирать за вашим домом. К тому же это какая-то нелепая история.
— Это правда. На лестнице ночью встретили какого-то человека.
— Те, кто его встретил, должны были его узнать.
— Лестница не была освещена. Но этот человек входил в вашу квартиру — слышали, как он отпер и опять запер вашу дверь.
— Кто слышал?
— Дутрлез.
— С какой стати он суется в наши дела? И что в этом необыкновенного? Я вчера вечером не выходил, но мой сын имеет привычку ложиться поздно. Это, наверно, был он.
— Не могу и не хочу так думать.
— По какой причине, позвольте спросить? — воскликнул граф, все больше и больше раздражаясь.
— Потому что, как я уже имел честь вам говорить, человек, входивший к вам, сначала побывал у меня.
— Очень вам обязан, что вы не обвиняете в подобном поступке моего сына.
— Разумеется, тем более что меня обокрали.
— Ах, вот к чему вы вели! И вы воображаете, что я укрываю вора?
— Вовсе нет! Я убежден, что вы ничего не знали о том, кто прятался в вашей квартире. Тем не менее он прятался там. Об этом мне сообщил Дутрлез.
— Мне все равно, можете дать делу ход. Но, полагаю, вы не ждете, что я помогу вам с расследованием?
— Нет, я буду действовать один… если меня вынудят действовать. Этой ночью у меня украли ожерелье, которым я очень дорожил. Во-первых, из-за его ценности, а также потому, что это фамильная вещь.
Кальпренед презрительно улыбнулся: он не очень верил в знатность барона.
— Вор знал, где лежало ожерелье, потому что сразу залез в ящик, куда я положил его вчера вечером. Он должен был знать и расположение комнат, потому что прошел в ту, где я держу драгоценности, в ту самую комнату, что находится под вашим кабинетом. Вор не шумел и не зажигал огня, потому я и не проснулся. Мой слуга тоже ничего не слышал.
— И вы считаете, что виноват кто-то из моей семьи? На это мне нечего сказать. Подавайте жалобу, если хотите. Пора закончить этот разговор.
Наступило молчание. Граф ждал, что Мотапан покинет кабинет, но тот и не думал уходить. Он собирался с мыслями и явно намеревался возобновить допрос.
— Итак, — сказал он медленно, — вы советуете мне подать жалобу? Подумали ли вы о результатах подобного поступка? Он будет иметь очень неприятные последствия… не для меня, а для вашей семьи.
— Позвольте, — возразил граф, — я не давал вам никакого совета. Подадите вы жалобу или не подадите — мне все равно, это касается только вас. Что же до вашей угрозы, то я не знаю, что вы хотите сказать, и не желаю знать. Поступайте как хотите.
— Я прекрасно понимаю, — хладнокровно ответил незваный гость, — что вы в вежливой форме указываете мне на дверь, и при других обстоятельствах я не заставил бы вас повторять дважды. И я отвечал бы вам в других выражениях, потому что никому не позволяю себя оскорблять.
— А я не позволяю говорить со мной в таком тоне! Итак, повторяю, прекратим этот разговор.
— Прежде вы должны выслушать меня до конца. Вам надо взглянуть на обстоятельства в истинном свете. Именно поэтому я и продолжаю разговор, не обращая внимания на ваше пренебрежительное обращение.
— Ну, хорошо…
— Я уже сообщил вам, что у меня украли очень ценное ожерелье. Никто не усомнится в моих словах: все мои знакомые видели его у меня. Оно пропало нынешней ночью. Следовательно, у меня его украли. Если я подам жалобу, полиция, конечно же, станет искать виновного. Меня спросят, что я думаю об окружающих меня людях, и захотят узнать, подозреваю ли я кого-нибудь.
— И что же вы думаете? — воскликнул Кальпренед, готовый вспылить.
— Позвольте мне оставить свои мысли при себе, — невозмутимо проговорил Мотапан. — Возвращаюсь к тому комиссару полиции, который примет мою жалобу. Он попросит рассказать об обстоятельствах, предшествовавших краже, и о том, что последовало за ней, и я буду вынужден изложить все, что мне известно. Я должен буду, например, сообщить, что человек, укравший мое ожерелье, заходил к вам.