Старуха пропустила ребят в калитку и пошла к дому, приказав:
— Вы тут стойте, не ходите дальше. У нас собаки злые.
Во дворе чисто, даже очень чисто. Сараи, запертые на замки, в глубине двора — дом. Мрачный, суровый.
Через минуту из дома вышла девочка. Гриша сразу узнал ее: та самая, которую выгоняли, которая плакала.
Но сейчас она шла, опустив голову, неохотно.
Приблизившись к пионерам, девочка спросила:
— Чего вам нужно?
— С тобой познакомиться пришли.
— Не надо мне. Чего ходите?
В глазах у девочки мелькнул недобрый огонек.
— Да ты не бойся нас. Мы тебе помочь хотим, — сказала Люба, — ты что, живешь тут? На работе?
— Не, я племянница тетенькина, — торопливо ответила девочка.
— Ой, не так, Маруся, — весело проговорил Гриша, — не тетка она тебе.
Девочка изумленно посмотрела на него:
— А ты откуда знаешь, как меня зовут?
— Слыхал. Я еще много о тебе знаю. Ты нам правду говори, мы тебе поможем.
На глазах у Маруси показались слезы. Она тихо сказала:
— Не поможете вы все равно. — Она не кончила фразы. Из дому вышла старуха. Она резко крикнула:
— Ну, будет лясы точить! Наговорились. Маруся, иди в дом.
Маруся повернулась — и пошла. Плечи ее вздрагивали. Старуха подошла к ребятам:
— Идите, идите. Нечего вам тут делать. Нет у вас делов к моей племяннице. Уходите.
Она выпроводила пионеров со двора и закрыла калитку.
Люба посмотрела на Гришу:
— Дальше чего делать будем?
Гриша молчал, покусывая губу. Наконец, он сказал:
— Иди. Я еще останусь посижу тут.
— Зачем?
— Потом расскажу. Иди.
Заворачивая за угол, Люба оглянулась: Гриша сидел за дубом и о чем-то сосредоточенно думал.
Гриша исчез — появился в отряде лишь через день, к вечеру. Ребята мастерили стенную газету под руководством вожатого. Гриша вошел, сжал кепку и громко заявил:
— Ребята, есть дело.
— Какое дело?
— Я все узнал. Девочки живут у старухи сектантки, как в тюрьме. И совсем они не племянницы и не родственницы. Старуха их взяла из села, как домашних работниц. Родителям платит за девочек по три рубля в месяц, обещала мастерству их научить. У старухи три чулочные машины. Она их записала на имя девочек, чтобы налогов фининспектор не накладывал. Ловко. И девочки работают у нее на машинах от света до поздней ночи, вяжут чулки. Старуха чулки продает, наживается, а девочек держит впроголодь, да богу молиться заставляет, бьет их, издевается, никуда не пускает…
Ребята изумленно слушали. Кожухов спросил
— Как ты узнал все это? Нет ли ошибки?
Гриша возмущенно пожал плечами.
— Даром я что ли полдня в засаде просидел. Все ждал, пока Марусю (это одна из девочек) в лавку пошлют. Тут я ее и перехватил. Объяснил как и что. Во дворе она боялась говорить, а тут все рассказала. Только опасалась, как бы хуже не было. Ну, я ее успокоил. А сейчас вам представлю главное доказательство.
Он выскочил за двери — и через мгновение вернулся с худенькой девочкой в заплатанном платье, робко и нерешительно вошедшей в комнату.
— Вот, смотрите. Это и есть Маруся. Я ее уговорил притти сюда. Ну, все боишься? — обратился он к девочке.
Маруся сконфуженно осматривалась. Ребята обступили ее со всех сторон.
— Худая!
— Бледная, заморенная какая!
— Тебя, бьют, наверно?
— А то, — ответил за Марусю Гриша, — вот, смотрите. Маруся отвернула рукав и ребята ахнули: вся рука до плеча была покрыта синими кровоподтеками.
— Что это?
— Хозяйка щиплется… Чуть что, сразу щиплет, света не взвидишь, как ущипнет, — застенчиво объяснила Маруся.
У Гриши блеснули глаза. Он вскочил на стул и заговорил горячо и убедительно:
— Ребята, это так оставить нельзя. Надо выручить этих девочек. Там еще две есть — Таня и Поля, только они совсем робкие, боятся слово сказать. Маруся вот решилась уйти, ей ведь нельзя вернуться, ее там побьют до полусмерти. Мы должны оставить ее у себя, тут в отряде. И выручить тех двух.
— Правильно, — поддержал Гришу вожатый. — Надо выручить детей. Это наша обязанность. Но одного этого мало. За эксплуатацию девочек, за побои и все прочее, нужно привлечь сектантов к судебной ответственности. Я предлагаю: просить устроить над ними показательный суд.
— Верно! Правильно! Так и надо!
— Кроме того, мало освободить оттуда девочек. Надо еще связаться с комсомолом и с его помощью устроить их в фабзавуч. Это как раз и будет то, что мы хотели сделать по соревнованию. Верно?
— Даешь!
— Гриша, записывай наше решение.
Вскоре в газете "Голос пионера" пионеры и школьники читали:
Закончился показательный суд над сектантами, эксплуатировавшими детей. Виновные Киреева и ее сын приговорены к 6 месяцам тюремного заключения каждый и к штрафу в 500 рублей. Приговор встречен всеобщим одобрением. Дело Глухой улицы послужит хорошим уроком эксплуататорам детей.
И дальше:
Соревнование между пионерскими отрядами продолжается. Первое место в городе занимает по праву отряд 18-й школы, раскрывший нашумевшее дело об эксплуатации детей и добившийся больших результатов. Преступники наказаны; дети, находившиеся в неволе у сектантов, вступили в пионерский отряд и направлены на учебу в фабзавуч. Участвуйте в социалистическом соревновании, крепите пионерские ряды, работайте с неорганизованными ребятами!
Журнал «Октябрьские всходы», Харьков, 1930 г., № 1, стр. 10–11.