«Неплохо»? Он сказал об этом прекрасном, необыкновенно вкусном мясе простое «неплохо»? Не знаю, чем привык питаться этот мужчина, но по моим меркам мясо тянуло как минимум на «отлично».
Проходящая мимо хозяйка только весело улыбнулась, смотря на то, как я уплетаю пищу богов за обе щеки.
— Эй, помедленнее. Никто не отбирает.
Мне стало стыдно. Подозреваю, до лихорадочных красных пятен на скулах. Опустила глаза в тарелку и принялась разрезать мясо на маленькие кусочки, боясь посмотреть на мужчину, которому совершенно точно смешно или даже отвратительно с такой невежей рядом сидеть.
Доедали мы молча. Мужчина копался в телефоне, время от времени с кем-то созваниваясь и тихо переговариваясь о чем-то важном, скорее всего, рабочем.
— Мин Юнги.
— А? — меня после еды разморило, и я сонно смотрела из-под полуопущенных век, допивая третью чашку какао. Подумать даже боюсь, как потом платить за это всё.
— Мин Юнги. Мое имя, — смотрит, как на идиотку, и мне становится стыдно.
— Киа Юнджи.
— В семье были японцы?
— Откуда мне знать? — веду плечами, пытаясь неловко улыбнуться.
— Прости, не подумал, — Юнги-шши смотрит как-то… непонятно, и я поплотнее запахиваю джинсовку. Он трактует это по-своему и протягивает свой шарф с таким выражением лица, что даже спорить не хочется. А шарф пахнет вкусно.
— Убирать умеешь?
— Простите? — смотрю недоуменно, ощущая, как тепло окутывает изо всех сторон. Давно мне так уютно не было. Наверное, никогда.
— Убирать и готовить умеешь?
— Убирать могу, и хорошо, с готовкой плоховато, но я быстро учусь, — отвечаю честно, понимая, что это пустой разговор.
— Тогда живешь у меня, а за это убираешь и готовишь. Идет?
Смотрит серьезно, а у меня мурашки по коже и предчувствие плохое.
— Убираю, готовлю… и всё? Больше ничего вы у меня требовать не будете? — спрашиваю с опаской, боясь поднимать взгляд от столешницы.
— Я похож на насильника? — А теперь в голосе слышится насмешка. Приходится посмотреть мужчине в глаза и честно ответить:
— Иногда очень хорошие на первый взгляд мужчины оказываются полными сволочами.
— Но ты же… — и взгляд внимательней, будто внутрь заглядывает. Не удивлюсь, если это и правда так.
— Сбегала и пряталась, да. Но если меня потом находили наши же, приютовские, всё равно плохо было.
Молчим. Я гоняю ложечкой по кружке остатки какао, он снова залипает в телефон, время от времени кривя свои идеальные тонкие губы. Потом протягивает мне гаджет и просит:
— Покажи свой.
Шарю по страницам различных детских домов, нахожу то исчадие ада, в котором провела всю жизнь и уверенным жестом возвращаю телефон. Что бы он ни сделал: попытался вернуть меня им, связался с кем-то из «покровителей», да хоть в милицию позвонил, мне уже всё равно. Но мужчина не оправдывает ожидания, он просто расплачивается с хозяйкой, забирает у нее увесистый пакет и жестом подзывает меня встать.
— Уборка и готовка. Я серьезно.
Даже если он и соврет, сейчас мне очень хочется ему верить.
***
Мне выделяют огромное пушистое полотенце, новую зубную щетку, футболку явно с мужского плеча и отправляют спать на огромный диван в гостиной.
Ясное дело, уснуть я не могу.
Диван удобный, хотя и немного жесткий, подушки идеальной мягкости, на стене время от времени отбиваются блики от уличного фонаря и мимо проезжающих машин, из-за хорошей звукоизоляции ничто не мешает…
Но уснуть-то не получается!
В коридоре загорается приглушенный свет, и тихий голос Юнги-шши слышно хорошо, пока он идет на кухню. Я честно пытаюсь не слушать, но случайно зацепившиеся за уши слова заставляют поднять подушку с головы.
— Накопай мне на этот приют всё, что только возможно. Особенно удели внимание тому, куда пропадают девочки подросткового возраста. Не уверен, но всё возможно. Материалы сначала мне скинешь, а после уже решим, стоит ли обращаться в полицию.
Голос стал почти неразличимым, и я наконец уснула, уже не зная, что почти всю ночь мне поправляли одеяло и следили, не проснулась ли я вдруг от кошмара.
Все эти мелочи и детали я узнаю намного позже.
***
Меня впервые не будят в шесть, но организм сам просыпается, и я понимаю, что ненужную привычку искоренять придется долго. В сонном состоянии плетусь в ванную, на автомате чищу зубы и до меня наконец доходит.
Я не в приюте. Не. В. Приюте. Больше никакой травли, побоев и боязни быть очередной «подопечной». У меня есть надежда на то, что я буду жить по-человечески. Гадкий внутренний голос тут же выдает ехидное: «Пока ты ему не надоешь».
— Ты чего так рано? — меня в коридоре ловят за руку, и я начинаю завидовать этому мужчине. Только что из постели, а выглядит точно так же, как и вчера, даже волосы не потрепаны. Может, он спит на спине и не ворочается во сне? Да не, таких людей не существует.
— Завтрак приготовить, — нахожу отмазку, медленно вытягивая ладонь с крепкого захвата. — Утро ведь.
— Аджума вчера собрала нам с собой. Иди досыпать.
И дверь в свою комнату закрыл. Сказала бы, что смешной, но о старших так нельзя.
Интересно, сколько ему? Двадцать пять? Двадцать семь?
— Тридцать два, — мы завтракаем, когда я решаюсь задать этот вопрос. Хорошо, что в этот момент я ничего не жую. — И лучше бы тебе воздержаться от шуток на эту тему.
Будто бы я когда-то решилась на подобное.
— Какие планы на день? — спрашивает так, будто бы мы обыкновенные сожители. Хотя, теперь так и есть. Надеюсь.
— Школа до шести, после я буду свободна.
— Сможешь прогулять последний урок? Нам нужно будет пойти в полицию, дать показания и освободить тебя от опеки тем детским домом, — и всё это таким спокойным тоном, будто каждый день он спасает людей. А мне почему-то расплакаться хочется, поэтому я просто киваю и начинаю мыть посуду.
Да я ради этого готова не только урок прогулять.
***
Оливковое масло, лимонный сок и чуточку перца. Посолить, взбить, две столовые ложки вылить в салат, аккуратно перемешать, чтобы не поломать листья зелени, сверху украсить петрушкой.
За эти три дня я научилась готовить курицу, филе рыбы, различные салаты и оладьи. Юнги-шши любезно нагрузил меня кулинарными книгами сразу же после того, как мы вышли из участка полиции, заверил меня в абсолютной всеядности, отвез домой и пропал. По тому, что еда из кастрюль исчезала каждый день, я понимала, что мужчина еще жив, поэтому не беспокоилась — взрослый человек, взрослые проблемы, да и меня это не касается. Комплект ключей мне выделили еще в первый день, поэтому я просто делала то, за что мне позволяли жить в роскошной квартире: готовила, мыла посуду и убирала огромное помещение по частям.
Говядина пахла просто изумительно, хрустящая зелень так и манила попробовать ее, а тушеные овощи почти выбили меня из сознания.
Накрыть кастрюли, поставить на стол, прикрыть полотенцем. Запихнуть батончик в рот, потрепанный рюкзак на спину и быстро-быстро побежать, чтобы успеть на автобус. Уроки до шести, на перерывах еще бы успеть сделать домашнее, после на подработку, за перерыв успеть доучить задания и после пешком в дом Юнги-шши, да так, чтобы не нарваться ни на каких подозрительных личностей.
Двенадцать ночи, я дома.
Шесть утра: пропылесосить гостиную, прежде проверив, есть ли хозяин дома, чтобы вдруг не разбудить, после приходит черед ванной — ее я оставила на сам конец, ибо убирать много. В половину восьмого вытащить с вечера замаринованное мясо, отправить его в духовку вместе с овощами, порубленными на мелкие кубики. Запихнуть батончик в рот…