— На чьей ты вообще стороне, хён? — Юнги устало вздыхает, уставившись в пол. Сокджин крутит между пальцами ножку бокала, опускает его со звоном на стол и смотрит в глаза другу.
— Хотел бы сам знать.
Хлопок по плечу друг друга, грустные улыбки запутавшихся мужчин и щелчок закрывшейся двери.
Юнги совершенно не хочет признавать, что Сокджин прав.
========== War of Hearts ==========
Казалось бы, хуже, чем было, уже не будет.
Наивная, глупая я.
На крыльце в обнимку с волкодавами я провела часа полтора, пока уже не начала трястись от озноба, но опекун так и не вернулся за это время. Пока отогревалась в душе, пила горячий чай, прошел еще час – и его нет, хотя я была готова ждать, даже несмотря на очевидно неприятный разговор, предстоящий нам. Смогла успокоиться только близко к трем ночи, при этом пришлось пустить псов в свою комнату и лечь между ними на полу, укутываясь в тепло огромных волкодавов. И только мне удалось забыться беспокойным сном…
Как с грохотом и двухголосым смехом открылась входная дверь.
Я знала, конечно же, я знала, что у Юнги-шши были женщины – он здоровый молодой мужчина, было бы странно, не заводи он интрижки или постоянные отношения. Мы никогда об этом не говорили, настолько личные вещи вообще не обсуждались в этом доме, но всё равно это было заметно. За почти четыре года совместной жизни у него точно было двое постоянных отношений – от него пахло где-то три-четыре месяца только одними духами. Тогда он как минимум дважды в неделю ночевал не дома, а на спине временами виднелись заживающие следы от царапин. Были у него и короткие, на одну ночь женщины – всего четыре или пять раз, когда от него пахло чужими духами, но он никогда не водил ни их, ни постоянных партнерш к нам домой. Это давало мне какую-никакую, но иллюзию уверенности, что у меня есть право голоса в этих стенах.
До сегодняшней ночи.
Они запираются в комнате Юнги-шши, и нетрезвый смех со временем сменяется гортанными женскими стонами.
И вот тогда меня и срывает.
Не скрываясь, спускаюсь вниз, в гостиную, где без любого чувства стыда забираю из бара виски, падаю на мягкий белый ковер из чьей-то шкуры, и встревоженные псы облизывают мои запястья, скуля от тревоги, пока я бесцеремонно напиваюсь прямо с горла. И мгновенно пьянею, как же иначе?
Я сейчас такая же, как псы. Готова скулить.
Чёртов Мин Юнги. Как же меня выламывает по тебе.
Мне надо тебя.
Нужно видеть, касаться, дышать тобой, жить тобой.
Ты мой личный дьявол и персональное безумие, ты нож в яремной впадине и заточенное лезвие под кожей.
Ты мой ад и рай одновременно, ты сборище всех вообразимых и невообразимых клише в одном флаконе идеальности.
Ты – мудрость и уверенность, ты – холод арктических полей, ты – воплощение серьезности и педантизма.
Разбуди меня, открой меня, вынуди меня распахнуть не только веки, но и душу.
Ты отвратительный до безумия.
Ты идеален до сумасшествия.
От тебя в дрожь бросает больше, чем от всех ледников этого мира.
Ненавижу тебя.
Обожаю тебя.
Виски проливается на любимый тобой белоснежный ковер, который я вынуждена пылесосить каждые два дня, но мне сейчас так восхитительно всё равно.
И на то, что хрен я отстираю этот гребанный когда-то белоснежный ковер.
И на то, что ты проводишь ночь с какой-то чужой женщиной.
Просто наплевать.
Меня просто выламывает по тебе.
Но видеть я тебя больше не смогу.
Пустая бутылка выползает с пальцев, а я прячу заплаканное лицо в шерсти пса и наконец засыпаю.
***
Пробуждение приносит две вещи: надо меньше пить и надо поскорее сваливать отсюда. Псы встревоженно ворочаются – на мягком боку одного я и спала, второй грел мне ноги, так что приходится вяло почесать их за ушами, чтоб успокоить. Затуманенным взглядом наконец разбираю положение стрелок на напольных часах – без десяти восемь. Я должна была встать два часа раньше, чтобы убрать дом и приготовить завтрак…
К черту.
Надоело.
От входной двери слышно скомканное прощание, и я успеваю отскрести себя от пола как раз до того момента, как очевидно недовольный – кто бы сомневался? – Мин Юнги заходит в гостиную.
- Что ты здесь устроила? – мрачно, сиплым голосом – сорвал ночью, что ли – и в глазах такое всеобъемлющее осуждение. Чего он ждет, извинений? Или чего-то еще? Не знаю. Достало.
- Кто бы говорил, - огрызаюсь, машинально стягивая с волос резинку и переплетая хвостик. А ковер и правда вряд ли спасти. – Женщину я привела, что ли?
- Какого… - а теперь он сердится. Замечательно. Прохожу мимо него, показательно не касаясь – хотя он всё еще пахнет чужим человеком, и это дико бьет по и так болящему сердцу. – Ты не будешь говорить со мной в таком тоне.
- А ты что, ждешь, что я пресмыкаться буду? На колени упаду? Или буду покорно кивать со словами «Да, хозяин», - он следует за мной в мою комнату, не дает закрыть перед его носом дверь и выглядит слишком уж взбешенным. Еще бы, какая-то оборванка мало того, что наглеет, так еще и говорить неуважительно посмела. – Я не хочу видеть в своем доме всякую шваль.
- В моем доме у тебя вообще никакого права решать нет!
И кулаком по стене, почти что рядом с моим лицом – сантиметром левее, и светила бы фингалом. Замираю на мгновение прямо с открытым рюкзаком в руках, не в силах пошевелиться – и да, именно потому, что на меня в один миг обрушиваются все запрятанные под семи замками болезненные воспоминания. Когда отмираю, почти что на цыпочках отодвигаюсь в сторону, кидаю в сумку него кошелек и документы, пару джинсов и толстовок; Юнги всё это время стоит в дверном проеме с нечитаемым лицом. Встаю прямо перед ним, чтобы глаза в глаза (хотя и страшно до дрожи), и впервые за нашу совместную жизнь признаюсь.
- Я так и знала, что ты это когда-то скажешь.
Он молчит, когда я с грохотом запираю входную дверь.
Что же. Значит, наигрался в папочку.
***
- О Господи…
Чонгук открывает дверь стремительно, я даже не успеваю нажать на дверной звонок, и с порога заключает в крепкие объятия. На фоне выглядывает заинтересованное лицо его мамы, женщина приветственно машет и возвращается в свой кабинет – у нее какой-то очень важный проект, сроки горят, в общем, бизнес-вумен во плоти. Друг же затаскивает меня в дом, так и не выпуская из крепкой хватки своих рук.
- Мама тебя в окно увидела, предупредила, чтобы я тебе комнату подготовил, - как это в духе их странной семейки. – Или сегодня хочешь со мной переночевать?
И всё это без любого подтекста. На самом деле, я уже не раз ночевала у семьи Чон, и первые пару раз Чонгук посреди ночи будил меня от кошмаров, а после устраивался рядом, обнимая до утра. После некоторых таких случаев никакие кошмары в этом доме мне не снились, но Чон-мама подстебывала нас за близость, впрочем, по-дружески – она отлично понимала природу наших взаимоотношений.
- Я буквально на пару дней, пока жилье себе подыщу, - шмыгнула носом, и только сейчас поняла – а лицо у меня еще от вчера заплаканное, опухшее, так что всё понять можно за одно мгновение. – Простите за беспокойство.
- Да ну тебя, - фыркает мне в волосы, ненавязчиво подталкивая к дивану, где ноги вполне логично подгибаются, и ему удается уложить меня в пышную мягкость подушек. – Мама не против, чтобы ты оставалась и подольше.
- Мама определенно не против, - подтвердил приятный женский голос, заставив меня рассмеяться. – Хотя уже и разуверилась в возможности получить от вас внуков.