Мы с Гуком тихо рассмеялись, он накрыл меня пледом, смешливо чмокнул в нос и ушел на кухню – готовить чай, скорее всего. Как только за ним закрывается дверь, его мама въезжает в гостиную на своем компьютерном кресле, ободряюще хлопает меня по ноге и с детской непосредственностью интересуется:
- Тебе необходимо что-то из того дома забрать? Документы там или вещи какие?
- Документы у меня с собой, как и всё мои вещи, - то есть куплены именно мной, а не Юнги-шши, - а больше ничего я не хочу забирать.
- Зря, - флегматично припечатывает, - я бы на твоем месте выгребла из дома всё-всё, к чему только дотянешься. Оставайся у нас, пока экзамены не сдашь, хорошо? С жильем помогу. Всё наладится, веришь?
Верю. Жизнь вообще имеет особенность сглаживать острые углы.
Вот только при этом всё равно остаются шероховатые потертости.
***
- Ты в порядке, - Сокджин-шши ловит меня в коридоре перед его парой, облегченно выдыхает это и, оглянувшись по сторонам, затягивает в свой кабинет. – Я уже и не знал, что думать. Почему ты ко мне не пошла?
- Простите? – недоуменно морщусь, в то же время выбираясь из крепкой хватки. – А с чего бы мне к вам идти?
- С того, что ты ушла из дома и ночевала, скорее всего… - но тут он вынужден прерваться, потому что сквозь приоткрытую дверь заглядывает Чонгук и, игнорируя преподавателя, напрямую обращается ко мне.
- Всё в порядке?
- Да, - пытаюсь спокойно улыбнуться. – Скоро подойду.
- Я с той стороны подожду, - и только теперь уставляется на Сокджина-шши, будто эти слова предназначены ему. Преподаватель в немом удивлении приподнимает бровь, на что я просто молчу. Он всё же решает уточнить.
- Это у него ты провела ночь?
- Ночевала, - подмечаю, потому что мне никакие недоразумения не нужны, - как и десятки раз до этого, когда мы вместе готовились к занятиям. А что?
- Ну… Юнги все эти разы думал, что твое «к другу учиться с ночевкой» значило «я к своему парню, чтобы спокойно заняться сексом», - прямолинейно отвечает преподаватель, а я от его ответа просто выпадаю.
- Кто бы, чёрт возьми, говорил… - шепчу себе под нос, но Сокджин-шши каким-то образом это умудряется услышать.
- Понимаешь, - к моему удивлению, начинает он как-то неуверенно, - всё совсем не так, как ты думаешь.
- То есть вчера утром мне не указали на дверь? – скептично поднимаю бровь, но, к моей растерянности, мужчина на это согласно кивает.
- Именно. Юнги совсем не так… то есть, не это хотел сказать. Он просто… переживает, - уклончиво, а смотрит совсем не на меня – куда-то в сторону. – Лучше тебе вернуться и поговорить с ним самой.
- Моей ноги там больше не будет, - к удивлению, получается ответить совершенно спокойно, хотя внутри трясет. – Мне хватило вчерашнего… и семнадцати лет в детдоме, чтобы понять, когда стоит делать ноги.
И покидаю кабинет, не слушая больше ничего. Пишу Чонгуку короткое сообщение, что мне плохо и я больше не хочу сидеть на парах, только после этого ухожу, хотя еще две пары сегодня. Ну и плевать, если честно.
Пятнадцать лет разницы.
Я знала, что будет непросто как минимум потому, что он с высоты своего опыта легко сумеет распознать природу моих чувств к нему – и точно не спутает с обычной благодарностью. Вот чего понять не могу: почему он и правда настолько взбесился именно сейчас, именно тогда, когда я принимала участие в постановке?
К черту. Меня больше не должно интересовать творящееся в мозгах опек… Юнги-шши. Если он не соизволил мне ничего объяснить, несмотря на осторожные вопросы, значит, не стоит и заморачиваться. Хотя да, я всё еще чувствую вину…
И, к сожалению, страх.
Даже Чонгуковых объятий сначала напугалась, надеюсь, он этого не заметил, да и Сокджин-шши когда схватил, сердце чуть ли не остановилось. Утром, когда мы с Чонгуком шли на пары мимо стройки, и оттуда послышался грохот, пришлось остановиться на пару минут, чтобы успокоиться. В общем…
В общем и целом, я зла и расстроена, но просто так выбросить из головы чувства, живущие уже несколько лет, я всё еще не могу.
Чон-мама с порога вручила мне чашку горячего какао, ободряюще хлопнула по плечу и сообщила, что заказ с едой уже едет, он оплаченный, а ей кровь из носу необходимо бежать в офис.
Забыться сном после еды так и не получается. Отвлечься на учебу или книги – тоже, потому что в черепушке всё время бьются за первенство воспоминания.
Как вместе отскребали дочиста дом.
Как кормили щенков из бутылочки, когда те вдруг заболели.
Как вместе отмечали праздники.
Как он впервые залепил мне снежком в спину, а после просил пощады.
Эта ночь проходит так же бессонно, как и предыдущая, хотя Чонгук ответственно спит рядышком, готовый проснуться в любое время и успокоить. Вопреки всем ожиданиям – даже своим – я не плачу. Совсем.
А еще через три дня при выходе из университета меня ловит необыкновенно серьезный Юнги.
- Нам нужно поговорить.
И я, глупая, соглашаюсь, взмахом руки отпуская Чонгука домой (хотя и знаю, что он не хочет меня бросать на съедение).
Мы безмолвно ужинаем в том же ресторанчике, куда он привел меня в день нашего знакомства, и мясо сегодня выше любых похвал. Юнги-шши всё время бросает на меня взгляды, которые я даже не берусь идентифицировать, но решается нарушить молчание только тогда, когда я пододвигаю к себе чашку с какао.
- Прости меня.
Чуть не обливаюсь чертовым какао. Вот этого я точно не ждала, о чем пытаюсь сообщить как можно спокойнее.
- А чего ждала? – и взгляд такой… тяжелый. Пожимаю плечами.
- Ничего, собственно. Не ждала даже увидеть рядом со своим универом, не то что извинений.
- Я был возмутительно неправ… И не только в то утро. Конечно же, с моей стороны это было минимум некрасиво приводить кого-то в наш общий дом…
- У меня же нет на него ни единого права, - напоминаю, но дело в том, что я и правда так считаю. То, что надо мной оформили опекунство, еще не значит, что я буду претендовать хоть на что-то, да я даже вещи старалась носить как можно бережнее… чтобы была возможность их вернуть. Юнги-шши с шумом выдыхает, морщится, но продолжает.
- … не посоветовавшись с тобой. И орать я совершенно не должен был, и говорить то, что сказал. Блин, да я внес тебя в совладельцы дома еще при его покупке, если не веришь – у меня бумаги с собой! – снимает очки и устало потирает покрасневшие глаза. Всё выглядит так, будто он тоже не спал эти четыре ночи. – И моя резкость в последние месяцы… я не могу её объяснить, но мне жаль. Искренне жаль. Это непростительно – сначала пообещать тебе защиту и уют, а после самому же их отбирать, даже этого не замечая.
- Это всё, конечно, звучит очень хорошо, - медленно тяну слова, обдумывая каждое, и упрямо пытаюсь не обращать внимания на скребущих нутро кошек, - но что дальше?
Мужчина улыбается одними уголками губ, вводя меня в замешательство, но после предлагает то, чего я уж никак не могла предполагать.
- Я прошу тебя вернуться домой. В наш дом, - и это наш он так выделяет, что мне на мгновение неловко, но после я вспоминаю те адские ночи, когда тряслась в сухой истерике как можно тише, чтобы не разбудить лежащего рядом Чонгука. Юнги-шши, видя откровенную неприязнь на моем лице (надеюсь, что смогла показать именно её), поспешно уточняет, - конечно же, когда тебе это будет удобно. И если ты захочешь этого сама. Я приму любое твое решение, но если решишь остаться где-то иначе или найти новое жилье, пожалуйста, сообщи мне – я хотя бы привезу все твои вещи.