Каким бы безоблачным ни было детство, по понятным причинам все дети испытывают сильнейший стресс, если их родители совершают самоубийство{73}. Плохое обращение и негативный опыт повышают риск необратимого расстройства{74}. В детстве Натали домогался собственный дядя, а в 11 лет ее изнасиловали, что похоже на историю Полы. Теперь Натали была замужем, но, как и Пола, в молодости вела беспорядочную сексуальную жизнь, и у нее по-прежнему периодически случались лесбийские связи, хотя и с согласия ее понимающего мужа. Одним из следствий пережитого сексуального насилия стала ее склонность к садомазохизму. Даже без учета попыток свести счеты с жизнью у этой женщины имелось достаточно проблем.
Ее мать, работавшая преподавателем, была холодной и лицемерной женщиной, но с отцом, тоже занимавшимся преподаванием, Натали связывали близкие дружеские отношения. Он отличался эмоциональной теплотой и богатым воображением. Натали не могла смириться с его потерей. Он оставил ей предсмертную записку, где просил прощения за то, что подвел дочь, отправляясь вслед за женой.
Натали очень сердилась на него за то, что он ушел из жизни, и за то, что сделал это по своей воле. Снова и снова в своих галлюцинациях она возвращалась к ужасному эпизоду, который ей пришлось пережить из-за него. Женщина не могла спать, лишь впадая в забытье на два-три часа за ночь. В попытках уменьшить тревожность и обрести чувство контроля она придумала ритуалы, которыми сопровождала уборку дома. По той же причине она иногда резала себя. Она продолжала работать медсестрой, но на работе ей поставили условие, что она должна посещать психиатра (тот применял КПТ, и, отзываясь о враче, она называла его идиотом).
Натали, медсестра по профессии, имела множество талантов: писала стихи, сочиняла песни и исполняла их под гитару, удивительно хорошо рисовала и увлекалась Винсентом Ван Гогом, как известно, покончившим с собой. Благодаря бессоннице Натали могла читать, смотреть фильмы и телевизионные программы и поэтому великолепно знала поп-культуру. Она дружила с несколькими знаменитостями из сферы искусства и могла бы достичь не меньших успехов. Она не страдала нарциссизмом, не стремилась добиться славы и богатства, чтобы чувствовать собственную исключительность. Как ее герой, Ван Гог, не признанный при жизни, она хотела быть тайным сокровищем.
Она пересматривала фильмы о Гарри Поттере и перечитывала книги о нем. Поскольку Поттер был сиротой, она сильно идентифицировала себя с ним и находила утешение в выдуманном Джоан Роулинг волшебном средстве, позволяющем видеть своих любимых родителей (движущиеся фотографии). Ее также подбадривал тот факт, что Поттер ощущал, будто мама и папа смотрят на него и умерли, чтобы он мог жить.
Период перед первой годовщиной смерти ее отца был сложным. Натали чувствовала в себе желание покончить с собой, отчасти чтобы воссоединиться с папой, отчасти чтобы наказать его. Редкое самоубийство обходится без злых заявлений вроде: «Теперь вы увидите, до чего довели меня. Теперь вы будете знать, что я чувствую», – что является одной из разновидностей механизма «Я в порядке, ты – нет». Отец поставил перед дочерью задачу справиться с потерей лучше, чем смог он сам.
У Натали возникла сильная привязанность ко мне. Я изо всех сил старался признать, насколько моя пациентка умна, так как она была значительно остроумнее меня и гораздо лучше разбиралась во многих вопросах, связанных с культурой. Для нее психотерапия была возможна, только если она не думала о ней как о психотерапии, Натали надо было чувствовать, что между нами скорее дружеские, чем профессиональные отношения. Нам удалось установить такие отношения. По мере того как приближалась годовщина смерти ее отца, мы ежедневно говорили по телефону, если не встречались во время сеанса. В итоге она смогла пережить годовщину (всегда болезненный период во время траура) и найти в себе уверенность и стойкость, чтобы продолжать жить. Мужу было сложно жить с ней, в том числе и из-за ее бессонницы, и в конце концов они расстались (у них не было детей). Ее поддерживала любовь отца, полученная в детстве, глубокая связь между ними. Перенеся ее на меня, она могла продолжать жить.
Сегодня ни в коем случае нельзя сказать, что Натали «излечилась» от своей травмы, у нее до сих пор присутствует несколько симптомов посттравматического стрессового расстройства. Но она нашла, на что ей опереться, чтобы продолжать жить, – в первую очередь на свою деятельность в отделении экстренной медицинской помощи, которой она отдавала всю душу и умения. Работая с людьми, пострадавшими в авариях, как ее мать, и находящимися в тревожном состоянии в результате несчастных случаев, как ее отец и впоследствии она сама, она могла контролировать случившееся с ней. Она стала понимать, что, пытаясь минимизировать ущерб, повторяла свою травму в надежде на другой результат. Узнав с помощью психотерапии, какие события детства сделали ее особенно уязвимой, Натали смогла перейти в родильное отделение, работа в котором легче эмоционально. Желание воспроизводить свою травму уменьшилось благодаря тому, что она чувствовала заботу с моей стороны. В конце концов Натали смогла вести сравнительно здоровую эмоциональную жизнь, ухаживая за новорожденными.