– А ты о ней что-нибудь слышал?
– Уже давно – ничего, – ответил папа, открывая одну пачку крекеров, которые подали к супу. – Я это заслужил.
– Не вини себя, папа. – Я почувствовала, что живот снова скрутило.
Только на этот раз сжалось немного выше от желудка. В непосредственной близости от сердца. Видимо, от жалости.
– Она тоже вряд ли бы завоевала титул «Мама года».
Папа покачал головой.
– Бедная Хизер, – сказал он со вздохом. – Когда на не бесах все выбирали себе родителей, ты тянула жребий после дней.
– Не знаю, – сказала я, вдруг почувствовав, что волнуюсь. – По-моему, все хорошо. У меня есть работа, прекрасное жилье и… скоро я стану бакалавром.
Папа удивился и обрадовался.
– Как здорово! В Нью-Йорк-колледже?
Я кивнула.
– Я получила льготы, потому что работаю там. Мне нужно сдать вступительный экзамен по математике, и я начну учиться, но…
– А по какой специальности ты будешь учиться? – заинтересовался папа. – Музыка? Наверняка это будет музыка. Ты всегда была талантливым ребенком.
– Видишь ли, – сказала я, – я буду изучать криминальное право.
Папа был потрясен.
– Боже правый! – сказал он. – Почему? Ты хочешь работать в полиции?
– Не знаю. – Я была слишком смущена, чтобы сказать правду… сказать, что со степенью бакалавра по криминальному праву Купер может взять меня в качестве своего партнера по бизнесу, и мы вместе будем расследовать преступления.
Как Ремингтон и Стил. Или Харт и Харт.
Как грустно, что все мои фантазии выстроены под впечатлением телешоу восьмидесятых годов.
– Ты должна изучать теорию музыки, – твердо сказал папа. – Это поможет тебе в написании песен.
Я вспыхнула. Совсем забыла, что к Рождеству посылала папе диск с записями песен. О чем я тогда думала?
– Я уже стара для карьеры певицы. Ты видел этих девушек на MTV? Я больше не могу косить мини-юбки. У меня целлюлит.
– Не глупи, – успокоился папа. – Ты прекрасно выглядишь. А если стесняешься, носи брюки.
Брюки. Порой папа меня просто убивает.
– Какой стыд, нет, какой грех зарывать богом данный талант в землю!
– Знаешь, я не считаю, что он у меня есть. Я уже пробовала выступать на сцене. По-моему, сейчас самое время попробовать себя в чем-то другом.
– В криминальном праве? – расстроился папа. – В этом твой талант?
– По крайней мере, если я буду этим заниматься, меня не закидают гнилыми помидорами, – заметила я.
– Да кто посмеет! – закричал папа и положил ложку. – Ты поешь, как ангел! Твои песни намного лучше тех, что передают по радио. Помнишь, та девица, которая поет про какие-то бугры или глыбы? Или эта Трейси Трес, на которой женится твой бывший парень в эти выходные, почему она на видео полуголая?
Я постаралась спрятать улыбку.
– Таня Трейс, – поправила я. – Это самый популярный клип на MTV.
– Неважно, – твердо сказал папа. – Все равно – это мусор.
– Кстати, пап. – Я решила сменить тему, пока он не слишком перевозбудился. – Ты пробыл в «Эглине» почти… 20 лет. Что ты собираешься делать на свободе?
– Есть кое-какие задумки. Некоторые кажутся очень перспективными.
– Да? Прекрасно. Ты останешься здесь, в Нью-Йорке?
– Да, – проговорил папа.
Я заметила, что уверенность в его голосе снова исчезла, он опять не смотрел мне в глаза.
Хо-хо.
– Пап, – сказала я, так как у меня в животе появилось совсем новое ощущение.
Это не было ужасом или жалостью. Это был страх.
– Ты позвонил мне только для того, чтобы встретиться и вспомнить старые времена или что-то другое задумал?
– Разумеется, я хотел тебя видеть, – сказал папа чересчур строго. – Ты же моя дочь, в конце концов.
– Прекрасно, – заметила я, – но…
– Почему ты решила, что есть «но»?
– Потому что мне уже не девять лет. Я знаю, что всегда и у всего есть «но».
Он снова положил ложку на стол и глубоко вздохнул.
– Ладно, – сказал он, – «но» действительно есть.
И рассказал мне, в чем оно заключается.
8
Тик-так,
Будильник спит.
Тик-так,
Не звенит.
Тик-так,
Тишина
Тик-так
Я одна
«Утренняя песня». Автор Хизер УэллсНа следующий день я опоздала на работу на пятнадцать минут. Лично я считаю, что пятнадцать минут не так уж и много. Пятнадцать минут вообще нельзя считать опозданием, особенно, если учесть то, что случилось со мной вчера вечером по милости моего дорогого папочки.
Однако эти же пятнадцать минут могут многое изменить. Пятнадцати минут вполне достаточно для того, чтобы сотрудник службы психологической помощи нашла мой стол и уселась за него.
А когда я, запыхавшись, вбежала в офис, увидела ее там и спросила: «Могу я вам чем-то помочь?» – оказалось, что этих пятнадцати минут было вполне достаточно и для того, чтобы она вполне освоилась, почувствовала себя как дома, и ответила. «О нет, спасибо. Хотя, если вы сбегаете за кофе, то принесите не слишком крепкий и без сахара»
Я удивленно воззрилась на нее. На ней был элегантный серый кашемировый костюм, украшенный – ни больше, ни меньше – жемчугом, и я, в джинсах и свитере грубой вязки, почувствовала себя золушкой. Дамочка даже не надела шапки. Ее каштановые кудрявые волосы были уложены в безупречную прическу. Как ей удалось пройти через парк или, как я его позже обозвала, замерзшую тундру, из своего офиса к нам, не отморозив начисто голову?
Но, оглянувшись и заметив на вешалке (на моих плечиках!) черное шерстяное пальто, я все поняла. Меховые наушники. Ну разумеется!
Хитрая модница.
– Хизер, вот ты где, – сказал Том, выходя из своего кабинета.
Сегодня он выглядел намного лучше, чем вчера. Выспался, вымыл и причесал светлые волосы и даже надел галстук.
К галстуку в качестве аксессуара прилагались светло-розовые брюки, но все равно это был прогресс.
– Знакомься, это доктор Джиллиан Килгор из службы психологической помощи, – продолжил он. – Она здесь, чтобы оказать психологическую поддержку студентам, которые в этом нуждаются после вчерашних событий.
Я улыбнулась доктору Килгор. А что еще я могла сделать? Плюнуть в нее?
– Привет, – сказала я. – Вы заняли мое место.
– О! – Том сделал вид, что только заметил, где обосновалась доктор Килгор. – Все в порядке. Доктор Килгор, это стол Хизер, я приготовил для вас стол нашей лаборантки…
– Мне здесь больше нравится. – Доктор Килгор своим ответом сразила нас обоих (особенно Тома, его лицо стало таким же розовым, как и брюки). – Разумеется, мистер Снеллинг, когда начнут приходить студенты, я буду принимать их у вас в кабинете.
Это было для Тома новостью. Он стоял и блеял, как потерянная овца, не сходя с места, когда в комнату вошла первая жертва Джиллиан Килгор. Марк Шепельски – главный на падающий «Анютиных глазок», рост 196 см. Он проживал у нас в Фишер-холле в самой вожделенной из-за вида на парк комнате 212. Она была расположена на втором этаже, что делало ее обитателей абсолютно независимыми от лифтов, которые обычно были битком набиты или вообще не работали.
– Меня кто-то вызывал? – спросил, точнее, прорычал Марк.
Этот тощий юноша был довольно симпатичным. Но он в подметки не годился бармену, это точно.
И вовсе не потому, что бармен мне нравится. Или когда-то нравился.
– Вы, должно быть… – проговорила доктор Килгор, водружая на нос очки. Как я подозреваю, чтобы произвести впечатление (не сработало!) – Я доктор Килгор из службы психологической помощи, насколько мне известно, вы были близки с Линдси, с Линдси Комбс?
Услышав имя близкого ему человека, Марк не разразился слезами, а наоборот, возмущенно спросил:
– Так я за этим здесь? Я весь вчерашний день проговорил об этом с копами. У меня сегодня вечером игра. Мне нужно тренироваться.
Джиллиан Килгор постаралась его успокоить:
– Я понимаю, Марк, но мы все о тебе беспокоимся. Нам нужно убедиться, что с тобой все в порядке. Ведь Линдси была твоей близкой подругой.