Я стараюсь не обращать на него внимания и сосредоточиться на том, чтобы разрядить ситуацию до того, как она станет до конца вечности национальной новостью и зальётся, если это ещё не произошло, на "Ютуб".
— Ты говорил по телефону, и камера для поцелуев… — начинаю я.
Ральф обрывает меня.
— О, я разговаривал по телефону две секунды…
— Два часа не хочешь, — бормочу я.
— …и боже упаси, если никто не обращал внимания на Джемму и минуту в течение дня! — Ральф усмехается. — Клянусь, тебе нужно больше самоутверждения, чем девочке-подростку во время месячных.
Я вздрагиваю.
Ральф подходит ближе, и его голос понижается до снисходительного шепота, который мне слишком хорошо знаком.
— Я всегда слышал, что художники эгоцентричны, но ты… — он качает головой, и ухмылка кривит его губы. — С другой стороны, ты, правда, можешь называть себя художником, если в жизни не продала ни одной из своих дурацких картин?
Это низко, даже для него.
Я пытаюсь, но безуспешно, прикусить язык.
— Я не знаю, Ральф, можешь ли ты вообще называть себя мужчиной, если твоя сексуальная выносливость не улучшилась с тех пор, как ты ещё только мечтал о сексе?
— Хорошо, Джемма, — он улыбается, но улыбка эта пронизана жестокостью. — Знаешь, Сьюзи из 3В, кажется, не возражает. А Эмили из соседнего дома? Она никогда не жаловалась. Особенно прошлой ночью, когда я взял её в твоей квартире.
Я чувствую, что бледнею. Рука на моей руке рефлекторно сжимается, но я едва замечаю это.
— Дважды, — Ральф ухмыляется, очень довольный собой. — Знаешь, Джем, тебе действительно не следует оставлять ключ под ковриком.
— Ты… — я сглатываю. — Ты…
— Изменял тебе? — он делает ещё один шаг вперёд, так что нас разделяет всего тридцать сантиметров или около того. — О, господи, Джемма. Ты действительно думала, что мы были созданы друг для друга? Чёрт, я покончил бы с этим после нашего первого свидания, но… — он пожимает плечами и похотливо опускает глаза на мою грудь. — Ты горячая штучка. И живешь в паре метров от меня. Проще некуда.
Двойной смысл его слов не ускользнул от меня. Я чувствую, что начинаю разваливаться на части, и прикусываю нижнюю губу, чтобы слёзы, собирающиеся в моих глазах, не вырвались наружу.
Ральф смеется и наклоняется ближе.
— Эти билеты были просто глазурью на торте. Тот факт, что я трахал тебя последние четыре месяца…
Я так и не услышала остальную часть его оскорбления, потому что в движении столь быстром, что мои глаза едва могут отследить, Зеленоглазый выкидывает руку и сжимает её вокруг горла Ральфа в убийственной хватке, которая отрезает все звуки от выхода и весь воздух для входа.
У меня отвисает челюсть.
Чёрт возьми. Я совершенно забыла, что он всё ещё стоял рядом со мной.
В течение нескольких секунд Ральф тщетно пытается вырваться, но когда Зеленоглазый делает ещё один шаг вперёд и подтягивает его тело так, что он балансирует на кончиках кроссовок, Ральф обмякает, как тряпичная кукла, и его глаза вспыхивают паникой и страхом. Он похож на перепуганную мышь, попавшую в лапы огромного льва.
Зеленоглазый такой высокий, что ему приходится наклониться на двадцать сантиметров, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с лицом Ральфа. Его тело излучает контролируемую силу, но я вижу, что его лицо застыло в пустой маске. Только его глаза, почему-то одновременно холодные, как лёд, и горящие яростью, открывают глубину его гнева.
Его лицо находится в нескольких сантиметрах от лица Ральфа, когда он открывает рот и рычит одно слово, от которого у меня мурашки бегут по спине.
— Довольно.
ГЛАВА 5
НЕЧТО
Я убегаю.
Что не самый простой подвиг в облегающем атласном платье, позвольте мне сказать вам.
В миллионный раз я проклинаю мощёные извилистые улицы Бостона и отвратительную погоду, которые делают и без того несчастный момент ещё более болезненным. Небо творит нечто странное — наполовину дождь, наполовину снег, не совсем мокрый снег, не совсем град, — делая меня промокшей и дрожащей менее чем за минуту.
Мне всё равно.
Я лучше останусь здесь — я лучше буду в седьмом круге ада, — чем проведу ещё один долбаный момент на стадионе, когда все взгляды прикованы ко мне и моему придурку, теперь официально бывшему парню. И Зеленоглазому. И трём охранникам, которые налетели, как только Ральф поднялся в воздух.
Я не стала задерживаться, чтобы посмотреть на последствия. Я схватила куртку, развернулась на каблуках и выбежала с арены в холодную апрельскую ночь, даже не поблагодарив мужчину, который спас меня от публичного унижения.