— Не знаю. Про голос я ничего не могу сказать. Но это был точно дядя Фрэнклин.
Джеральд с хмурым видом принялся разглядывать кончик своей сигары.
— Этого не может быть! Что он сказал?
— Он хочет со мной встретиться сегодня в отеле «Касл-Гейт». То есть я должна спросить там человека по имени Генри Лич, который отвезет меня к дяде Фрэнку.
Джеральд Шор успокоился.
— Тогда все ясно. Несомненный самозванец, охотящийся за деньгами. Мы немедленно заявим в полицию и устроим твоему приятелю ловушку.
Элен покачала головой.
— Дядя Фрэнклин велел мне повидаться со знаменитым адвокатом Перри Мейсоном, объяснить ему положение вещей и привести его с собой на эту встречу.
Дядя Джеральд вытаращил глаза.
— Черт возьми, в жизни не слышал ничего подобного. На кой черт ему понадобился Мейсон?
— Не знаю.
— Послушай, — Джеральд заговорил строже, — ведь ты не можешь знать, что это действительно говорил Фрэнклин?
— Ну…
— Тогда перестань называть этого человека Фрэнклином. Это может повлиять на юридическую ситуацию. Ты знаешь только то, что тебе звонил мужчина. Он назвался тебе Фрэнклином Шором.
— Он привел доказательства.
— Какие?
— Он рассказал мне массу подробностей из моего детства, которые были известны одному дяде Фрэнклину. Про котенка, который забрался на крышу и не мог слезть, а дядя спас его. Про новогодний вечер, когда мне было тринадцать лет, и я потихоньку выпила немного пунша и опьянела. Про это знал только дядя Фрэнк. Он отвел меня в мою комнату, и когда у меня начался истерический смех, так замечательно повел себя. Просто сел рядом и начал со мной болтать. Даже сделал вид, что ничего не замечает. Он тогда говорил, что не согласен с тем, как Матильда меня воспитывает, что я становлюсь взрослой и должна сама учиться жить, что будет лучше, если я на собственном опыте узнаю, как опасны алкогольные напитки, и пойму, сколько в состоянии выпить. И, возможно, теперь несколько' лет мне лучше не пробовать спиртного. После этого он поднялся и ушел.
Джеральд нахмурился.
— Этот человек пересказал тебе все это по телефону?
Элен кивнула.
Джеральд Шор поднялся с кресла, подошел к окну и несколько секунд молча постоял перед ним, засунув руки в карманы. Внешне он выглядел спокойным, разве что слишком серьезным. Да, пожалуй, чаще обычного затягивался сигарой, импульсивно выпуская колечками дым.
— Что случилось потом? — спросил он.
— Потом дядя Фрэнклин… этот человек, кто бы он ни был, попросил связаться с адвокатом Перри Мейсоном и приехать с ним в отель. «Касл-Гейт» сегодня в девять часов, спросить Генри Лича…
— Но ради Бога, Элен, если с тобой действительно разговаривал Фрэнклин, почему бы ему не приехать открыто к себе домой… и…
— Я тоже непрестанно думаю об этом, ну и решила, что… возможно, если он уехал с другой женщиной… Полагаю, что он хотел бы вернуться назад, но сначала ему необходимо выяснить, как настроена тетя Матильда…
— Но почему он не позвонил мне? Я его брат. Кроме того, я адвокат. Зачем ему было звонить тебе?
— Не’знаю. Он сказал, что только я могу ему помочь. Может быть, он пытался связаться с тобой и не смог.
— И что было потом? Как закончился ваш разговор?
— Он повел себя так, как будто его что-то удивило: может быть, кто-то вошел в комнату, или еще что-нибудь. Он коротко вскрикнул и резко повесил трубку.
— И он просил тебя никому не рассказывать?
— Да. Но я подумала, что тебе-то должна сказать.
— Матильде ты не говорила?
— Нет.
— Уверена, что она ничего не заподозрила?
— Она не сомневается, что я разговаривала с Джерри. И потом сразу после этого началась история с котенком. Бедняжка Янтарик! Где он мог отравиться?
— Не знаю, — коротко ответил Джеральд. — Давай на секундочку забудем про твоего котенка и поговорим о Фрэнклине. Это какая-то бессмыслица. Десять лет упорного молчания, а потом эта театральная сцена возвращения блудного… мужа. Лично я всегда считал, что он удрал с женщиной, а Матильде оставил записку, которую она скрыла от всех. Но раз за столько лет он не прислал ни строчки, кроме той открытки из Майами, я все больше склонялся к мысли, что его дела сложились не наилучшим образом. Признаться, я всегда считал, что он мог наложить на себя руки.* Такой конец он, несомненно, предпочел бы унизительному возвращению домой.