— Разумеется, если бы я получил его вовремя! Вы правы, сударь, аргумент вполне приемлемый, я сам долго его обдумывал. Однако письмо оказалось фальшивым. Знаток, умеющий отличить подделку от оригинала, готов подтвердить это перед судом. И получается, что тот или те, чья месть преследует меня неотступно, подложным письмом намеревались причинить мне вред. В самом деле, кто лучше меня знал почерк Жюли де Ластерье? Кто, кроме меня, располагал образчиками ее почерка? Все, вплоть до цитаты из Мольера, вставленной настолько неуместно, что она не могла не привлечь к себе внимание, указывало на меня как на автора поддельного письма. А если к подделке письма мы добавим еще и поддельное завещание, составленное без соблюдения надлежащих правил, тогда обе бумаги с легкостью оборачиваются против меня: эти фальшивки вполне могли меня раздавить.
— Так вы хотите сказать, — начал Ленуар, — что послание госпожи де Ластерье и ее завещание — фальшивки, и цель их — обвинить вас?
— Совершенно верно, сударь. Из разысканий доктора Семакгюса в Королевском ботаническом саду явствует, что ящик, содержавший образец пряного растения, именуемого гаитянским жгучим перцем и произрастающего на Антильских островах, оказался пуст, а опустошил его некий посетитель, явившийся в Сад незадолго до смерти Жюли де Ластерье. Этот человек по имени дю Мен-Жиро, жил на улице Сен-Жюльен-ле-Повр, в меблированных комнатах, принадлежащих господину Бальбастру, одному из участников расследуемой нами трагедии. Когда о наших открытиях узнали наши противники, они убили молодого человека и инсценировали жуткую сцену самоубийства. В совершении этого преступления подозреваются двое. Один, переодевшись капуцином, вышел из дома в светском платье, другой, в котором узнали Бальбастра, вошел в дом и спустя некоторое время вышел из него, дабы затем скрыться в особняке…
Тут Сартин так грозно сверкнул глазами, что ожидаемое всеми имя мгновенно умерло на устах оратора.
— … некоего могущественного вельможи. Да, господа, не забудьте, у органиста из Нотр-Дам найдены запятнанные кровью башмаки и плащ капуцина. Наконец, некогда принадлежавшие мне и вышеупомянутые сапоги, следы которых мы потеряли на улице Вернель, чудом возникли в комнатке на улице Сен-Жюльен-ле-Повр.
Трое магистратов переглянулись. Похоже, поворот, какой принимало дело в устах Николя, удивил их.
— Мне выпала печальная честь оказаться среди тех, кто был рядом с Его Величеством, покойным королем, во время его болезни, — рассказывал тем временем комиссар. — Незадолго до смерти король доверил мне еще одну миссию. Я должен был доставить шкатулку с драгоценностями и письмо в аббатство Пон-о-Дам и передать их графине дю Барри. Эту шкатулку, господа, я оставил на хранение на улице Монмартр, в доме Ноблекура; когда же ее попытались украсть, я вспомнил, что во время моей поездки в Англию у меня украли ключи. С одной стороны, эта кража объясняла странное послание, заставившее нас шарить по дну Сены возле моста Руаяль, отыскивая там принадлежавший Жюли сундучок для хранения драгоценностей, а с другой стороны, кто-то чужой сумел проникнуть ко мне в квартиру на улице Монмартр. В первом случае некто хотел убедить всех в том, что я избавился от ключей от дома Жюли де Ластерье, а во втором — что попытался незаконно завладеть шкатулкой нашего умирающего повелителя.
— Ваш рассказ, сударь, начинает напоминать сказку, и чем дальше, тем больше, — подняв голову, произнес судья по уголовным делам.
— Полагаю, сударь, главные чудеса еще впереди, — бодро ответил Николя. — По дороге в Мо на меня вновь было совершено покушение, и я обязан жизнью только инспектору Бурдо: он предусмотрительно поехал за мной и пристрелил напавшего на меня негодяя. Им оказался Кадильяк, мошенник самого низкого пошиба и сообщник бывшего комиссара Камюзо: у него мы нашли бумажку с адресом комиссара. Не могу передать вам изумление графини дю Барри, когда она обнаружила в королевской шкатулке придорожную гальку и чистый листок бумаги. Но король, господа, наш новый король, рассказал мне, что его дед предусмотрительно отвел мне роль зайца, пущенного впереди собак. Письмо и камни остались у Его Величества.
— И чем же эта история закончилась? — осведомился Ленуар.
— Мы разыграли небольшой спектакль, желая заставить высокопоставленного вельможу, пожелавшего перехватить королевскую шкатулку, поверить в то, что его обманул его собственный клеврет, то есть Кадильяк. От имени Кадильяка мы стали шантажировать заказчика и организовали засаду в термах, позволившую нам арестовать трех подозрительных личностей: комиссара Камюзо, Фридриха фон Мальво и молодого человека, который до сих пор упорно отказывается назвать свое имя.