Общая картина вынашиваемого в недрах ЦРУ (на этот счет никаких сомнений у подчиненных полковника Монтехо не было) заговора реакции против трех центральноамериканских республик вырисовывалась достаточно четко. Банановые монополии, по сигналу, одновременно начинают прибегать к тактике саботажа, наотрез отказываясь убирать урожай и вывозить с плантаций готовую продукцию. Это немедленно влечет за собой безработицу среди десятков тысяч людей во всех трех странах, больно бьет по экономике Панамы, Гондураса и Коста-Рики, вызывает беспокойство и недовольство у обывателей, у той части населения, которая зависит от экспорта бананов. Тем временем, в обстановке общего хаоса и разброда, в дело вступают отряды правых штурмовиков. Они организуют диверсии и поджоги, — устраивают бурные демонстрации протеста, распространяют злостные слухи, запугивают и терроризируют лояльных граждан, совершают нападения на профсоюзных активистов, провоцируют армию на антиправительственные выступления. В разгар сумятицы и неразберихи группы специально подготовленных убийц осуществляют покушения на руководящих деятелей трех республик. Тут-то на авансцене появляется оппозиция, которая объявляет себя “спасительницей нации” и под лозунгами “наведения порядка”, “обеспечения политической и экономической стабильности” берет власть в свои руки. В ходе осуществления заговора не исключается возможность использования “сил вторжения”, набранных из разного сброда, и прежде всего — кубинских эмигрантов-контрреволюционеров.
“В целом вроде бы верно, — подумал полковник, — но вот в деталях ни черта не получается! Нам известно почти всё в отношении намерений “Чирики лэнд”. Меры по предотвращению “банановой войны” разрабатываются и в ближайшие дни, если компания не изменит свою позицию, будут применены правительством… Нам известно, что представители запрещенных латифундистских партий провели уже несколько “консультативных встреч”, чтобы разработать единую платформу действий на случай удачного для них развития событий в стране. Но, во-первых, по сообщениям человека, на осведомленность и преданность которого я не могу не полагаться, лидеры оппозиции на последнем своем сборище три дня назад перегрызлись, не поделив портфели в будущем кабинете министров. Стало быть, им потребуется определенное время, чтобы до чего-то договориться. А время работает на нас. Во-вторых, господам оппозиционерам не на кого опереться: вряд ли за ними пойдут массы, так же, как и Национальная гвардия, в большинстве своем… И наконец, в-третьих, они никогда не решатся действовать в открытую до тех пор, пока не получат от своих вдохновителей стопроцентную гарантию, что это безопасно, что кто-то уже совершил покушение и их противники мертвы. Следовательно, сейчас в первую очередь необходимо выяснить, на кого Центральное разведывательное управление может рассчитывать. Вооруженных банд типа аргентинских “Трех А”, по крайней мере, на сегодняшний день в стране нет. Значит, наемники?.. Надо также установить, возможно ли вторжение на территорию Панамы. Если да, то откуда? Из соседней Колумбии? Абсурд. Из Зоны канала? Вряд ли. С моря? С воздуха? Тут следует воспользоваться предложением капитана Прьето: его план отправить в Вашингтон знакомого журналиста, чтобы посмотреть там, какие ветры дуют, представляется разумным. А этот О'Тул и его жена мне положительно нравятся. То, что о них рассказывал Исель, подтверждает мое впечатление от нашей встречи. Они не подведут. Нужно не забыть в следующую субботу послать за ними машину на аэродром и заказать гостиницу. Любопытно, что им удастся раскопать?! Да, ещё… — полковник потянулся к записной книжке, полистал её, нашел нужную страничку. — …Клодин д'Амбруаз, — он задумался, — ладно, решим это позже, когда придет капитан… — Перевел взгляд на настольные часы: — Уже без четверти шесть, а его нет. Опять позволяет себе опаздывать!” — начальник контрразведки раздраженно поднял трубку:
— Лейтенант Бланко! Не звонил ли капитан Прьето?
— Никак нет!
— А вы случайно не знаете, где он может быть?
— Никак нет!
— Очень жаль, лейтенант!
Причина, по которой Исель и на этот раз опоздал к шефу, была наиглупейшей. Он пообедал с Клодин, забросил её домой и под проливным дождем привычно погнал своего серого “ослика”, выжимая из него все семьдесят шесть лошадиных сил. До департамента Хе-дос оставалось не больше пяти километров. Перед тем как въехать в последний тоннель (там начинался небольшой подъем), Прьето перестроился в крайний правый ряд, включил ближний свет и с разлету вошел в поворот. Но не учел, занятый своими мыслями, что навстречу ему несется бурный дождевой поток. Волна ударила в капот, залила ветровое стекло так, что на мгновение вообще ничего не было видно, и захлестнула свечи. “Фиат” фыркнул, чихнул и встал. Исель попытался выбраться из машины и оказался… по колено в воде. Еле захлопнул дверцу, но вода уже плескалась и чавкала в салоне. Нелепее ситуацию трудно даже вообразить. Сколько ещё просидел бы вымокший, злой капитан в тоннеле, неизвестно, если бы не показался там грузовичок. Шофер в комбинезоне и армейских ботинках бесстрашно (предварительно получив с капитана двадцать бальбоа) полез в воду, приладил трос и потянул за собой упиравшегося (мотор не хотел заводиться) “ослика”. Так и дотащил Иселя на буксире до нужного места. Оставляя после себя мокрые следы, не глядя на влажные, жеваные, в подтеках брюки, Прьето поднялся в приемную полковника Бартоломео Монтехо.
— Осмелюсь спросить, капитан! Вы что, на пари шли без зонта через весь город под дождем? Вас можно выжимать… — Адъютант, который питал искреннюю симпатию к Иселю и старался подражать ему, изумленно глядел на своего кумира.
— Ах, Цезарь, Цезарь! Всё бы тебе шутить, а я едва не потонул в Рубиконе. Что, Старик очень гневается?
— Да уж. И небеспричинно, надо полагать. Он давно что-то не в духе, под горячую руку ему лучше не попадаться.
— Благодарю за совет, Сесар, но не взыщи — я им не воспользуюсь. Мне до смерти хочется увидеть выражение лица у нашего полковника, когда я явлюсь к нему в таком несуразном виде. Не канителься и ступай доложи.
— Как знаете, капитан. — Сесар Бланко скрылся в кабинете шефа и через секунду вылетел оттуда как пробка, расстроенный и взъерошенный. — Вот и мне всыпал заодно! Сердит, не дай бог! Желаю удачи, Исель, — робко выдавил из себя молоденький лейтенант.
— Спасибо. Ты молодчина! — Прьето дружески потрепал адъютанта по плечу и толкнул дверь.
Полковник расхохотался, увидев, что сталось с подтянутым, всегда изысканно одетым капитаном:
— Ну, голубчик, развеселил ты меня! Извини мою несдержанность, но, честное слово, я меньше всего ожидал встретить тебя в таком… необычном, — он пожевал губами, — обличье. — И, спохватившись, перешел на обычное “вы”. — Нам предстоит с вами решить три неотложные проблемы. Кого послать в Коста-Рику, чтобы исправить то, что там напортил майор Николас Камарго? Раз. Где и как искать потенциальных исполнителей покушения? Два. И… что нам делать с вашей глазастой подругой? Три. Прошлый раз, когда прилетели О'Тулы и вы пригласили меня к себе, Клодин была сама не своя. Я наблюдал за ней и должен сказать: то, что она вас любит — факт неоспоримый; то, что она счастлива, когда просто смотрит на вас, — не вызывает сомнений; но у неё в глазах такая тоска, словно она прощается со всем, что ей дорого. Это выражение оставалось в глазах, даже когда Клодин смеялась или пела свои веселые песенки. Я считаю, что вам, капитан, хотя это и не мое дело, нужно, если вы, разумеется, сами настолько любите эту незаурядную девушку… Вам нужно обвенчаться. К ней вернутся покой и уверенность… Да и вам, капитан, довольно уже холостяковать. Когда мужчине за тридцать пять, пора подумать об очаге и детях. А у вас непременно получатся прекрасные ребятишки.