— Почему?
— Прежде всего потому, что задет персональный элемент. Именно я ездил в аэропорт и заставил Дафну вернуться. Ну и потом это косвенно затрагивает моего друга, я совершенно не уверен, разрешил бы он мне говорить об этом, если бы остался в живых. Ну, а так… теперь уж он не может дать мне такого разрешения!
— Вы имеете в виду Фреда Милфилда?
— Да.
— Так это связано с ним?
— Ну, это домашняя проблема.
— Послушайте, Ван Ньюис. Я не собираюсь ходить вокруг да около. Полиция расследует убийство. Они не оставят ни одного камешка неперевернутым. Я расследую то же самое убийство и могу точно сказать, что сделаю то же самое.
— Могу я поинтересоваться, откуда вам известно о том, что происходило в аэропорту? — хмуро спросил Ван Ньюис.
— Я же вам сказал: я расследую убийство Милфилда и придерживаюсь мнения, что скрываемая поездка может быть с этим связана.
— Никакой связи не существует!
— Я предпочитаю самому судить об этом.
— Вы мне так и не сказали, откуда у вас такие сведения?
— Я не обязан вам этого говорить.
— Извините, я не могу согласиться.
— Черт побери, я изо всех сил стараюсь договориться с вами обо всем по-хорошему, а вы вынуждаете меня прибегнуть к более жестким методам. Поймите, если вы не предоставите мне удовлетворительного объяснения, мне придется отправиться в полицию и поручить им допросить вас.
— Почему?
— Потому что я представляю тех людей, которые заинтересованы в том, чтобы загадка гибели Фреда Милфилда была разрешена.
— Я сам в этом заинтересован. Если бы это хоть в какой-то мере касалось убийства, я бы сразу все выложил.
— В любом случае прошу вас ответить, а я уж решу, существует ли связь или нет.
Ван Ньюис посмотрел на Деллу Стрит, скрестил ноги, тут же их снова выпрямил, достал из кармана серебряный портсигар и спросил девушку:
— Курите?
— Спасибо, — ответила она, беря сигарету.
Мейсон тоже потянулся к портсигару.
Все трое закурили.
— Уловка с сигаретами, — заметил Мейсон, — дала вам необходимое время, чтобы собраться с мыслями, не так ли?
— Время-то она мне дала, — проворчал Ван Ньюис, — но не подсказала, как следует поступить…
— Ну что же, подумайте еще! — предложил Мейсон, откидываясь на спинку стула.
— Ол-райт, — махнул рукой Ван Ньюис. — Скажите, вам что-нибудь известно о Дафне?
— Абсолютно ничего.
— Она со странностями… очень эмоционально неуравновешенная особа.
— А точнее?
— У нее случаются — как бы это выразиться? — эмоциональные капризы, что ли?
— Уж не хотите ли вы сообщить мне в деликатной форме, что она весьма ветреная особа?
— Нет, нет, ничего подобного! Знаете, я бы, пожалуй, окрестил ее «эмоциональной цыганкой».
— Я не уверен, что понимаю, что такое «эмоциональная цыганка».
— Ну, она подвержена сокрушительным взрывам чувств. К счастью, такие приступы у нее быстро проходят. Они краткие, но с ними бывает трудно справиться.
— Иными словами, она в кого-то влюбляется?
— Да… на короткое время.
— И последний приступ был недавно?
— Да.
— Роман с вами?
— Со мной?
Ван Ньюис рассмеялся.
— Нет. Я слишком хорошо ее знаю, а она меня. Я всего лишь плечо, на котором она рыдает, и Ничем иным не хочу быть. Нет, ее объектом стал какой-то парень из Сан-Франциско. Она оставила Фреду записку, какие принято в подобных обстоятельствах писать мужьям, и уже совсем было собралась удрать в Сан-Франциско к своему возлюбленному, потом получить от Фреда развод или решать дело как-то иначе, как его больше устраивало. Это же Дафна! Уж коли она споткнулась, то жди всяких глупостей. На полдороге она ни за что не остановится.
— Вы говорите о ней так, как будто это для нее привычное дело.
— Нет, тут дело не в привычке, мне трудно это объяснить, мистер Мейсон.
— Заметно.
— Дафна относится к тем женщинам, которые должны быть постоянно в кого-то безумно влюблены.
— У нее же есть муж.
— Ну, ну, мистер Мейсон! Вы реалист или же ничего не понимаете в женщинах! Брак — это деловая связь, так сказать, повседневное состояние. Дафне все это давно прискучило. Она должна быть влюбленной, причем до беспамятства, а быть влюбленной в собственного мужа триста шестьдесят пять дней в году очень трудно.