Иноземцев удивленно воззрился, но ничего не сказал. К горлу будто ком подкатил от внезапного прилива жалости.
Комната, которую выделили для почетного гостя — а Ивана Несторовича по-другому и не величали, — обставлена была словно специально для человека науки: большой стол с удобным креслом, высокий шкаф с книгами и стопками журналов.
Увидав ровные столбцы корешков, Иноземцев бросился к шкафу. Нет, все не то! Философия какая-то, история, пара немецких работ по физиологии. Монографии мистера Брайда не было, на такую удачу глупо и надеяться. Зато журналов тьма-тьмущая — не пропадешь. Ровными стопочками громоздились «Московская медицинская газета», основателем которой был его дед, «Медицинский вестник», свежие выпуски недавно открывшегося журнала «Врач». Верно, остались от прежних докторов.
Лихорадочно дыша, Иноземцев схватил потрепанный труд Сеченова «Рефлексы головного мозга», открыл и стал читать. Вернее, пытался. Буквы плясали, расплывались, меркли.
— Очки! — Иноземцев хлопнул себя по нагрудному карману.
В памяти вдруг возникла тоненькая фигурка хозяйской племянницы. Он опустил руки.
Обуял стыд.
Стало гадко при мысли о том, с какой легкостью и каким наивным воодушевлением согласился он на предложение, совершенно не подозревая о незавидном положении девушки. Что сможет он сделать для больного? Поддался юношескому порыву, наговорил о гипнозе, о котором едва знает, пообещал чудесное выздоровление.
Иноземцев обошел стол и устало плюхнулся в кресло. Через минуту уже провалился в сон, уронив голову на руки.
За окном почтового экипажа проплывал темный лес. Только начинало светать, вдоль дороги мелькали молодые сосенки. Так что, все это приснилось: усадьба, больной генерал, златокудрая племянница с печальными глазами?
Молодой человек шмыгнул носом. Грудь сдавило от невесть откуда взявшейся тревоги. Вдоль спины к затылку пробегал озноб — бронхит, едва не сваливший его с ног, снова давал о себе знать. Иван Несторович потянулся за аптечкой. Первое, на что наткнулся, — револьвер. Смехотворно-сладким движением приложил дуло к голове… «Не лучше ли пулю в висок и забыться вечным сном?» — подумалось с наслаждением. Но через минуту Иноземцев отложил револьвер и принялся за изготовление раствора.
— Ваше благородие, ваше бла-го-ро-дие!
«Да какое я ему благородие!» И продолжил методично закатывать рукав, но тотчас, словно осознав, где находится, вскинул голову. С криком взглянул на собственные руки. Только что эти пальцы держали шприц, а за окном проплывали сосны.
— Приснилось, приснилось, — с ужасом зашептал он, махая руками, точно отгонял от себя демона. Было сумеречно, а на носу не сидели привычные застекленные кольца, поэтому он не сразу признал Саввича.
— Доброго вечерочка, ваше благородие, — пропел камердинер, подавая очки. — Вы так с дороги устали, что не дождались своего слуги и прямо здесь, на столе, почивать легли. Барин узнает — велит меня выпороть.
— Я вступлюсь за вас на правах гостя, — ответил сонный Иноземцев. — И приехал я без слуги, я помню.
— Так-то оно так, но барин велели вам в слуги Фомку предоставить. Негоже такому высокому гостю без лакея. Он вам и платье отутюжит, и переодеться к ужину поможет. Золотые руки у парня.
Саввич щелкнул пальцами, и в комнате возник Фомка.
Брови Иноземцева поползли вверх от изумления, до того внушительного роста был его новый лакей — настоящий викинг: белесая копна волос, лицо без бровей и ресниц, на виске синюшный шрам. Канделябр он сжимал в огромной руке, точно спицу. Отутюжит платье, он? Этот мясник, этот Франкештейнов монстр?