Овсов прошёл мимо дежурной части УВД и направился к Алине.
–Привет, привет, что у тебя сегодня: очередные трупы, престарелые проститутки, любовь с Яблоковым? Меняешь ориентацию?
–Почему сразу любовь? Крепкая мужская дружба!
–Да, да, настолько крепкая, что вы по вечерам шлёпаете друг друга ладошкой по ягодицам и трётесь щетинистыми подбородками о волосатую грудь лучшего друга.
–Ты ревнуешь.
–К Яблокову?! По многочисленным свидетельствам недовольных имидж эротической звезды не соответствует температуре его горения. Ни на свиданиях, ни, что особенно печально, в постели.
–По многочисленным?
–Не водись с ним, он тебя плохому научит.
–В постели?!
–Сплюнь три раза! А лучше, десять. Я понимаю, это лишь разговоры недовольных…
–Недовольных или брошенных?
–Овсов, не придирайся к словам. Какая разница, кто врёт, своя рубашка ближе к телу.
–У нас с ним общие убийцы.
–Хорошо хоть, не любовницы.
Дверь приёмной широко распахнулась, мимо Дмитрия небольшим ураганом пролетели ядовито-зелёная куртка и тёмно-малиновые штаны. Обладатель ультрамодного наряда замер перед дверью Гулина, резко развернулся и схватил трубку телефона на столе секретаря. Иван Петрович, а это был именно он, набрал номер и холодно посмотрел на Овсова.
–Здравствуйте, – вежливо произнёс Дмитрий.
–Вы всё успели сделать? – вопрос Гусева предназначался явно не старшему оперу, но Овсову всё равно почему-то захотелось рассказать дизайнеру о каждой трудовой минуте этого дня. Удержаться от ненужной болтовни ему позволило лишь то, что его взгляд зацепился за ярко-оранже- вый галстук родственника Гулина и не смог оторваться в ближайшие две минуты.
–Я приеду и досконально проверю, – в голосе Гусева глубинным рыком пронеслись звериные нотки, – кто просачковал, иголочкой к стенду приколю, и будет он голубой бабочкой следующие две недели порхать.
Иван Петрович бросил трубку и выскочил в коридор.
–Что это было? – тихо спросил Овсов.
–Явление Гусева сотрудникам УВД, – устало ответила Алина, – почти каждый день звонит. Это он своих модельеров строит. Ещё вежливо сегодня говорил. А то, как начнёт ругаться, меня не замечает, словно пустое место перед ним. Иногда подружке звонит, она на железнодорожном вокзале в кассе работает.
–Отсюда, из УВД, подружке? Почему не с сотового телефона?
–Сильно подозреваю, что банально экономит. В последний раз, например, дюже торопился, заказывал билет для друга по телефону. Даже паспортные данные в трубку продиктовал, фамилия смешная такая, Цветков.
Ничего смешного, мелькнуло у Овсова, но мнение своё он озвучивать не стал. Тем более, ему припомнилось, что пассажир с подобной фамилией, кажется, есть в списках четвёртого вагона. Дмитрий достал бумаги Яблокова и нашёл нужную строку. Точно, Цветков МК, четвёртый вагон. Подшутить, что ли, над Гусевым, вызвать его приятеля и опросить, как положено. С пристрастием, с придыханием, позвякивая наручниками и помахивая дубинкой. Ага, а потом Гулин тоже как пошутит невзначай и потом ещё долго смех его в печёнке сидеть будет, а то и в других внутренних органах.
–Ты не помнишь, куда он ему билет заказывал?
–Помню, в Барсуково. Трудно забыть его нервные вопли для собственной пассии.
–А когда?
–Если не ошибаюсь, за два дня до твоего рандеву в «Волшебном маяке».
Получается, этот Цветков спешно уехал в Барсуково, даже дня там не пробыл, прыгнул в поезд и вернулся домой. Вместе с убийцами и трупами. Почему так быстро? Деловая поездка? Скорее всего. Не за водкой же мужичок мотался. Вещичками своими дизайнерскими Гусев торгует. А Цветков возит их в Барсуково. Приехал, оптом сдал в магазин, деньги забрал и уехал. Уходят от налогов? Считают себя самыми хитрыми? Определённо, Цветкова надо допросить. Интересуясь, между делом, целью поездки. Причём, спросить о ней, минимум, раз десять.
–Начальство-то у себя?
–Где же ему ещё быть, – Алина сморщила носик, – работает в поте лица.
Дмитрий негромко постучал в дверь, услышал разрешение войти и шагнул вперёд.
–Что у тебя? – голос замначальника УВД впервые за долгое время звучал добродушно и скучно, – нашёл что-то новенькое?
–Так точно, предположительно установлены убийцы.
–Что? – рот подполковника криво округлился, недоумённо выпятив нижние зубы, а глаза вытаращились на подчёркнутое равнодушие на лице Овсова.