Глава 6
Утром на доске объявлений возле писарской появились две новые бумажки. На одной значилось крупными буквами: «Бумаги на полу не жечь! В животных не плевать!» Кому она адресована, служащим или посетителям, оставалось лишь догадываться.
Зато другая представляла собой длинный и подробный список действий, слов и выражений, запрещенных на территории арданской префектуры. Начиналась она разумными вещами вроде «запрещено выражать свои мысли в нецензурной форме и включать неприличные слова в протоколы и иные служебные документы», «запрещено отвечать вопросом «зачем?» на приказ старшего по званию», или «запрещено оправдывать опоздание тем, что с вечера был пьян». Но с середины в списке начинались пункты странные и удивительные. Запрещалось выгонять потерпевших на основании личного мнения «сам ты жулик и рожа мне твоя не нравится!» и говорить «оно так и было, когда я пришел». А чем ниже, тем чуднее становился список. Например, запрещено было сообщать окружающим, что в прошлой жизни сам говорящий или кто-то из офицеров был царем, особенно, царем Апатаем, пусть это останется в тайне для окружающих. Запрещено было просить каплю крови у тех кто заявил, будто не верит в колдовство, а особенно — у тех, кто верит. Запрещено гадать потерпевшим по руке на украденное или обидчика. Запрещено проводить обряды посвящения в члены несуществующих религиозных сект и вызывать духи усопших, особенно царя Апатая. И много всего еще. Что в тысячный раз заставило Мема задуматься, с кем ему приходится работать.
Авторство явно принадлежало ночной дежурной смене. Осталось выяснить, кто там такой смелый. Представить, что подобная бумага, даже в виде передаваемого из рукава в рукав списка, могла бы ходить по одной из столичных префектур, было немыслимо. В Столице префекту следовало взорваться возмущением, в клочки изорвать список и уволить тех, кто его сочинил и вывесил. В Арденне изображать стенолобого чинушу, который не понимает шуток, зато чтит сто веков имперских традиций, Мем не стал. По крайней мере, в этот раз. Никому ничего не сказал насчет объявлений и никого на ковер к себе в кабинет не вызвал. Отчасти потому, что наполовину требования были дельными, отчасти — чтобы посмотреть, все ли возможные странности там перечислены.
В префектуру Мем шел, чтобы узнать новости ночной смены. Инспектор Лурум спал сном отдавшего все свои долги человека возле стола за ширмой. Лишь чудом при этом не падая с составленных вместе табуретов. Мем посмотрел через стол и не стал его будить, чтобы инспектор в самом деле не свалился. Подробности ночных поисков поведал ему сыскной десятник, подошедший с просьбой раньше времени покинуть службу.
Рихон нашелся еще до конца вчерашней вечерней стражи. Сидел в сухом колодце в четверти лиги от префектуры, на соседней улице. Живой, но не то со сломанной ногой, не то с сильно подвернутой. По его словам, попал он туда не сам. В сумерках Рихона будто бы толкнули в спину, когда он из дома спешил в префектуру на ночное дежурство. Какого беса Рихон ушел домой, если в кабинете префекта было назначено совещание, десятник сказать не мог. Очевидно, инспектор боялся, что останется без ужина. Система покушений таким образом продолжала работать, но хотя бы круг смертельных или близких к тому случаев оказался разорван.
Ни госпожа Мирир, ни отправленный вчера в курительный садик Номо, на службе еще не появились. Время раннее, самый рассвет. В писарской Мем оставил распоряжение: хоть на одной ноге, хоть вовсе без ног, но чтобы Рихон ко второй дневной страже явился в префектуру. Дождался заспанного Илана, тащившего с собой лопоухую рыжую собаку — ту самую, отличившуюся в поисках Джаты Чепуху — и отправился в губернаторскую резиденцию, чтобы поговорить со смотрителем зверинца.
А там их встретила неожиданная новость. Зверь, сбежавший при перевозке, давно вернулся к людям сам. У прежнего хозяина его уже несколько дней держали в клетке и со дня на день обещали вернуть в зверинец. Шерсть смотритель опознал — действительно, пещерный лев. Но чей он и откуда взялся, кто ж его знает.
— Я вас понял, — кивнул Мем. — Но дело есть дело. Собирайтесь, поедем ловить.
— Послушайте меня, — заупрямился смотритель, — это дикое хищное животное. Он может быть опасен!
— Послушайте и вы меня — как дикое животное, родина которого в семи тысячах лиг севернее Арденны, могло оказаться здесь на свободе? Его сюда привезли и выпустили люди. Оно наверняка знает людей.
— И не боится их! Это людоед. Такие звери, если попробовали вкус человеческой крови, никогда его не забудут.