— Это он купил ей это платье и брошь с бирюзой?
— С чего бы? Он был жаден, когда дело касалось других, всё тратил на себя. Лакей всё время скандалил с ним из-за денег, ходил в драной куртке, когда хозяин уже щеголял в голубом бархате!
— Но сейчас-то у него куртка совсем не драная.
— Я скажу вам по секрету, ваше сиятельство, что серьгу, которая сейчас блестит в ухе у Пьера, я видел на Грегуаре, как и перстень с соколиным глазом. Когда я сказал ему об этом, он разозлился, заявил, что это не моё дело, а потом опомнился, и объяснил, что это наследство от хозяина. Я не слышал ни о каком завещании, ваше сиятельство, и не думаю, что де Мев озаботился бы его составлением, это ж денег стоит, а какое ему было дело до того, что будет после его смерти!
— То есть полагаете, что лакей присвоил имущество хозяина?
— Я ничего не утверждаю! — запротестовал де Руа. — Но заметьте, в отсутствие законных наследников эти двое продолжают жить в его доме без всяких на то оснований!
— Пожалуй. А что вы можете сказать о том дне, когда стало известно о смерти кавалера де Мева?
— Ничего! Я не ночевал дома и вернулся лишь к обеду. О происшедшем мне рассказал домовладелец.
— Сыщики не опрашивали вас тогда?
— Они явились позже, через пару дней и расспрашивали только об Агате.
Отпустив его, Марк вызвал булочницу Фурже. Она заученно начала повторять, что девица Прежан была ведьмой, со всеми ссорилась и угрожала навредить.
— Меня интересует не она, — прервал её Марк, понимая, что то, что она говорит, велел ей рассказать в суде обвинитель. — Расскажите мне о кавалере де Меве и его слугах.
— А что о них говорить? В то утро служанка и лакей выбежали на улицу и начали голосить, что хозяин умер, — слегка растерявшись, сообщила булочница.
— Де Мев был богат или беден?
— Обычно беден, — пожала плечами она. — Я даже отказалась давать ему хлеб в долг, из-за этого Агата и Пьер приходили ко мне ругаться. На счёт Агаты я ещё понимаю, хозяин колотил её почём зря за любую провинность, и за отсутствие в доме хлеба, наверно, тоже. Вечно в синяках ходила. А вот Пьер… Он мне даже угрожать пытался, да я пригрозила подать жалобу на него и его хозяина, и он ушёл. А после, не так давно, он вдруг явился и заплатил долг. Агату выгнали за порог, и появилась эта девица Изабель, которая каждое утро прибегала за пирогом и булочками. Всегда с деньгами, потому что я сказала, что в долг больше не дам.
— Значит, у её хозяина появились деньги?
— Именно! Он вдруг стал наряжаться в дорогие камзолы, перстнями да цепочками увесился, ходил такой гордый. И горничная тоже держалась весьма заносчиво, как будто у графа служит. У нас, ваша милость, улица приличная, на ней много господ живёт, слуг я всяких повидала, так вот эта — одна из самых дерзких. Видели, как она вырядилась? Атлас, брошка! Прямо госпожа, а не служанка, а говорит как торговка горшками с рынка! До сих пор булочки да пироги каждый день покупает, в хозяйском доме живёт! А Пьера я на днях в хозяйском бордовом камзоле видела. Он у него на пузе не сходится, но щеголяет, как благородный господин!
Допрос соседей несчастной Агаты Прежан ничего нового не дал. Они лишь подтверждали версию о колдовстве, причём одними и теми же словами. Задав им несколько вопросов, он узнал, что на самом деле Агата жила тихо, редко выходила на улицу, часто болела. Навещала её только мать, которая, должно быть, давала ей деньги на скромное существование. Кошка же до сих пор бродит неподалёку, и кто-то даже видел, как девочка из трактира подкармливает её объедками.
Выйдя из комнаты, где он допрашивал свидетелей, Марк направился к выходу. Увидев его, Шарль помчался в конюшню, а Эдам кинулся навстречу, пылая любопытством.
— Это правда, что эта девица ведьма? — спросил он нетерпеливо.
— А ты как думаешь?
— Судя по тому, что вы велели арестовать слуг, а они верещали, как недорезанные, когда их тащили в камеру, у вас есть другая версия.
— Ты умён, — усмехнулся Марк. — Едем в Серую башню.
— Уже поздно, — заметил Эдам. — Вы ещё не ужинали. Может, заедем домой?
— Нет, сперва я отдам распоряжения о текущем расследовании, а потом — домой, — решил Марк и, достав из-за пояса перчатки, направился к дверям.
Прибыв в башню, он сразу же разыскал старшего сыщика Тома и велел ему отправить в магистрат тюремную карету и привезти арестованных Изабель Сенье и Пьера Сокаля.
— Помести их в разные камеры, и проследите, чтоб они не говорили между собой по дороге, — уточнил он. — Отправь людей на северное кладбище, пусть выкопают тело Грегуара де Мева и доставят его в мертвецкую. Предупреди Огастена, что завтра утром он должен будет провести полное вскрытие, но без меня пусть не начинает. И ещё, с утра пусть кто-нибудь сходит в нотариальную палату и узнает, обращался ли кавалер де Мев к кому-то из нотариусов по поводу завещания, если обращался, то пусть привезут завещание мне. Утром я хочу обыскать дом жертвы, так что несколько сыщиков должны быть у меня под рукой.
— Я понял, ваша светлость, — поклонился Тома и ушёл, а Марк снова заметил, как греет ему душу это привычное обращение.
Когда он вошёл в кабинет, его настроение ещё больше улучшилось, потому что на его столе царил идеальный порядок, все письма были разобраны на аккуратные стопки, пыль, мусор и скомканные бумажки выброшены, а письменные приборы приведены в надлежащее состояние.
— Теперь я верю, что вы снова со мной, Монсо, — улыбнулся он, подходя к столу, в то время, как секретарь и его молодой спутник склонились в почтительных поклонах. — Без вас я тут едва не утонул в бумажном хламе, поскольку только вам я могу доверить свою корреспонденцию.
— Я хочу поздравить ваше сиятельство с новым титулом, — произнёс Монсо, но Марк остановил его нетерпеливым жестом.
— Не напоминайте! Это принесло мне столько ненужных хлопот, что я не желаю вспоминать об этом. Хотя, конечно, что-то хорошее в этом есть. Хотя бы то, что теперь у меня есть огромный дом и денег больше, чем мне нужно при моих скромных запросах. Однако здесь всё осталось по-прежнему, потому на службе я остаюсь бароном де Сегюром.
— Я понял, ваша светлость, — заверил его секретарь.
— Отлично, — Марк перевёл взгляд на белокурого юношу, скромно стоявшего позади Монсо. — А это кто?
— Я хотел бы вам представить сына моего почившего друга профессора Шефера. Его зовут Лоренс. Этот молодой человек чрезвычайно умён и образован, имеет степени по медицине, алхимии, праву и философии. К тому же он обладает разносторонними знаниями и в других науках, поскольку с детства помогал отцу в библиотеке университета.
— И что же это сокровище делает в Сен-Марко? — с усмешкой поинтересовался барон. — Не место ли столь пытливому уму в храме науки, то есть в университете?
— Ну, видите ли, ваша светлость, — Монсо покосился на своего понурившегося спутника. — Лоренс обладает несколько… независимым мышлением. К тому же он очень прямолинеен и отважен в суждениях. Его диссертация по философии была признана в Лейдене вольнодумной. Пока его отец, являвшийся членом магистрата, был жив, он мог обеспечивать сыну некоторую защиту от преследований, но теперь… Я просто не решился оставить его там одного. Его уже выгнали из университета, и если бургомистр отыщет в его сочинениях угрозу для города, то всё может быть куда хуже.
— И вы решили, что в Сен-Марко вольнодумство не так опасно?
— Я надеялся, что вы, ваша светлость, поможете ему найти здесь в качестве покровителя человека широких взглядов. А теперь, учитывая, что ваше положение изменилось…
— Полагаете, что этим человеком широких взглядов могу оказаться я сам?
— Именно так, — без тени смущения кивнул Монсо.
— Ну, что ж, в узости взглядов меня обвинить трудно, однако стоит так же учесть, что я служу в тайной полиции короля, и отлавливать опасных вольнодумцев — моя работа. Или он не опасный?