— Ты, Тере, не беспокойся, — я к нему подходить не буду. Увижу, что пришел — значит виноват. Если не придет, будем дальше думать. Да и место там неопасное центр города, люди ходят. Иногда.
За час до свидания я уже был на месте и спрятался во дворе на другой стороне Греческого проспекта. Тере я оставил дома, чтобы не мешал своей эстонской медлительностью. В одиннадцать у «Октябрьского» никто не появился. Я решил подождать еще полчаса — на всякий случай. Тридцать минут прошло. Я подождал еще десять. Потом вышел из укрытия и направился к метро.
— Я так и думал, что это ты, — услышал я голос за спиной.
Обернулся. Сзади стоял Петров с пистолетом в руках.
— Ну, какие у тебя доказательства?
— Тебя видели, — решил врать я. — В грузовике.
— И за это ты хочешь три тысячи? — удивился он.
— Не только, — смело сказал я, судорожно пытаясь придумать что-нибудь похожее на правду.
— Ну прощай, брат, — сказал похожий на бандита Петров и поднял пистолет.
Сам не желая того, я зажмурил глаза.
Выстрела не было. Я приоткрыл правый глаз. На месте Петрова стоял мой стажер.
Я открыл оба глаза: действительно — стажер стоял, Петров лежал. В руках у стажера была довольно длинная и, наверное, тяжелая труба. В голове у Петрова небольшая дырка.
— Он живой? — спросил я.
— Не знаю, по-русски ответил стажер.
— И что теперь делать? — глупо спросил я у стажера, хотя спрашивать подобные вещи должен был он.
— Политсей, — ответил он.
Тут силы вернулись ко мне. Я оставил Тере охранять Петрова, быстро подогнал к месту происшествия наряд милиции, объяснив милиционерам, что на нас напал человек с пистолетом. Защищаясь, нам пришлось в пределах самообороны шмякнуть его трубой по голове…
Петров сидит в «Крестах» в ожидании суда. Ему предъявили обвинение в незаконном ношении оружия. Доказать его причастность к убийству Штатенбаума вряд ли удастся, хотя я рассказал следователю все, что знал.
Обнорский по-прежнему не верит в то, что в отравлении в агентском буфете вино-, ват бизнесмен Петров. В последнее время в этом начинаю сомневаться даже я. Может, действительно, мясо тогда некачественное попалось? Но где же тогда банка с перцем? Возможно, эта тайна не будет раскрыта никогда.
Шаховский недавно сообщил мне расстроенно, что, наверное, у него с Горностаевой ничего не выйдет, поскольку он дал маху на культурном фронте. Он сказал ей, что Борхес — это круто. А она спросила, что он написал. Шаховский брякнул: симфонию, мол, ля минор. Горностаева перестала ему улыбаться.
А я подумал: «Может быть, культурный досуг с Горностаевой лучше поиска зацепок на колготках Агеевой?» Но это была минутная слабость.
Наконец-то выписавшийся из больницы Повзло нашел бумаги на наших стажеров.
— Ты знаешь, — спросил он меня, — как зовут твоего Тере?
— Тере его и зовут, — ответил я, улыбаясь.
— Его зовут Эвита.
— Разве есть такое мужское имя?
— Нет, это женское имя.
— Значит, у них в Эстонии мужчинам дают женские имена?
— Как раз наоборот — у них в Эстонии женские имена дают женщинам.
— Но мы же с ним — то есть с ней — уже десять дней спим валетом на одной кровати! — ужаснулся я.
Повзло ехидно улыбался.
— А что такое Тере? — решил спросить я напоследок.
— Насколько я понимаю, тере по-эстонски — «здравствуйте».
Теперь я сижу и думаю, что значит по-эстонски тервисекс?
Краткий эстонско-русский словарь:
Terviseks — За здоровье! (традиционный эстонский тост).
Тоrе — хорошо.
Halb — плохо.
Jaa — да.
Nous — согласен.
Кulm — холодно.
Kurat — черт.
Ma tahan shuua — Я хочу есть.
Kus ma saan suhua? — Где я могу поесть?
Ma tahan magada — Я хочу спать.
Kus mina magan? — Где я буду спать?
See metsik maa — Эта дикая страна.
Mulle ei meeldi see inimene — Этот человек мне не нравится.
Politsei — полиция.
Kole lugu — ужасная история.
See on ohtlik — это опасно.
Jama — чушь.
ДЕЛО О ПОЖАРЕ В РЕДАКЦИИ
"29 лет. В Агентстве работает четыре года. Имеет как ряд благодарностей за успешно проведенных расследования (последнее — внедрение в структуры Бюро Региональных Расследований — БРР), так и несколько выговоров за нарушение трудовой дисциплины, пререкания с начальством и утерю вещественного доказательства.
Незамужем. Имевшие место неформальные отношения с заместителем директора Агентства Скрипкой А. Л. в последнее время практически прекратились, что негативно сказалось на творческом потенциале Горностаевой".
Из служебной характеристики
Мне снилась река. Вода была в ней такой синей, а трава на крутых высоких берегах такой изумрудно-зеленой, как бывает только во сне.
По реке плыли лошади. Их рыжие гривы разметались по синей воде, а головы были высоко подняты. Светило солнце, а лошади все плыли и плыли — тихо, почти беззвучно, они даже не фыркали.
— Валентина, вставай! — нарушил эту идиллию негромкий голос матери.
— Мама, мне такие красивые лошади снятся.
— Лошади? удивленно сказала мать. И зачем-то добавила:
— Это ко лжи.
«Какая глупость, — думала я, стоя под душем. — Лучше бы и не спрашивала, только испортила все».
Но мать оказалась права. «Лошади снятся ко лжи», — как заклинание повторяла я по дороге домой вечером того же дня, пытаясь понять, почему все хорошее, что случается в моей жизни, непременно оказывается ложью.
— Александра! У нас в доме есть водка? — с порога огорошила я сестру.
Она смерила меня оценивающим взглядом и безошибочно определила:
— Тебя бросил Скрипка?!
Я неопределенно пожала плечами и прошла на кухню. Следом за мной из комнаты прибежала Машка.
— Валя, погляди, какая у меня шляпа и еще туфельки на каблучках, — затараторила она. — Это мне папа привез!
— Миша приезжал? — спросила я, глядя на племянницу, которая кокетливо вертелась передо мной в малиновой бархатной шляпе.
— Угу, — буркнула Сашка, доставая из холодильника початую бутылку.
Мой зять, а Сашкин муж был преуспевающим банкиром в одном из преуспевающих банков, владельцем иномарки с тонированными стеклами и огромной квартиры в историческом центре города. Всему этому великолепию моя строптивая и глупая сестра предпочитала жизнь в нашем малогабаритном раю.
— И кто же новая избранница твоего ненаглядного Лешеньки? — спросила Сашка, разливая водку.
— Агеева.
Сашка расхохоталась. Она смеялась долго и цинично.
— Ну, дает твоя Марина. Полтинник во лбу, а все туда же!
— Прекрати свой идиотский смех, — сказала я и залпом выпила свою рюмку. — Ты же ничего не знаешь. Агеева тут совершенно не виновата, она мне рассказывала, что Скрипка сам воспользовался ситуацией.
— А ты и уши развесила. Самка не захочет, самец не вскочит, или ты забыла, как начинался ваш роман?
— Какая ты грубая, Саша, — поморщилась я.
— Зато справедливая. Ведь говорила тебе — не связывайся ты с этим Скрипкой. Он всех баб в вашей «Золотой пуле» перебрал, пока ты грезила о большой и чистой любви. Нашла по кому убиваться, охмури, вон, лучше Обнорского, все не так обидно будет, когда он тебя бросит, а еще лучше — выходи замуж, — закончила она свою тираду.
— Ты уже вышла, — съязвила я. Но тут же пожалела об этом, потому что на Сашкиных глазах показались слезы. Мне стало стыдно. — Да, ладно, — сказала я — не реви. Ты же сестра мне, мы всегда вместе.
Ну их к черту, всех этих мужиков. Остаток водки мы допивали под бессмертный хит Тани Булановой «Почему меня ты, милый, бросил?» и рассуждали на тему, почему в нашем доме не приживаются мужчины.