Ришель хихикнула, взмахнув в его сторону длинными ресницами.
— А Лиз… — произнес он и задумался.
Изобразив на лице улыбку, я пожала плечами.
— А я, наверное, белая ворона, — сказала я как можно более безразличным тоном. — Никаких особых талантов у меня нет, — что называется, самая заурядная личность.
Несмотря на мои старания, это прозвучало без должного безразличия. И даже наоборот — так прозвучало, будто мне это очень даже небезразлично. На самом деле так оно и было. Я все чаще ловила себя на том, что меня это начинает всерьез беспокоить.
Склонив голову набок, Эбнер Кейн посмотрел на меня. Я почувствовала, что краснею.
— Никогда так не говори, Лиз, заурядных личностей не бывает. И еще, знаешь что? Когда я с тобой получше познакомлюсь, я скажу тебе, какой у тебя талант. Договорились?
Я что-то смущенно пробормотала.
Он направился к лестнице, и мы гурьбой двинулись за ним.
— Осторожно, здесь ступеньки, — предупредил он, спускаясь.
Помня, что он сам всего два дня назад упал с этой лестницы, я крепче ухватилась за перила — не хватало мне еще опозориться, слетев отсюда кубарем. Хватит с меня и того, что я уже натерпелась за эти несколько минут. И чего меня дернуло ляпнуть ему насчет своей заурядности? Зачем о таких личных вещах говорить человеку, которого и знаешь-то всего каких-то минут пять? Да еще на глазах у всех своих друзей. Может быть, это потому, что Эбнер Кейн такой странный. Эти его пронзительные глаза… Прямо как у гипнотизера, решила я. Может, он каким-то образом на минуту вывел меня из равновесия, поэтому я и выложила все, о чем думала в тот момент.
Да, он, несомненно, человек необыкновенный.
И опять, уже в который раз, я задала себе вопрос, почему он решил, что это судьба, когда прочел про нашу команду в «Пере»? И что он имел в виду, когда сказал, что ответ — в первых двух главах его книги?
Я почувствовала, что мне ужасно не терпится прочитать, что написано на листках его блокнота. А, может, именно этого он и хотел? Мне показалось, что он из тех, кому нравится напускать на себя таинственность. И еще ему нравится его образ творца литературных «ужастиков». Иначе с чего бы ему так выряжаться? И с чего покупать такой мрачный старый дом?
Я чуть наклонилась вперед, чтобы заглянуть через его плечо в блокнот, который он держал в руке. На первом листе было что-то написано черными заглавными буквами. Название новой книги, поняла я: На грани срыва.
Глава III
ВСЕ НОВЫЕ ЗАГАДКИ
Мы спустились по лестнице вниз. Я огляделась. Так вот что Эбнер называет своим кабинетом. И опять я спросила себя, почему он выбрал именно эту комнату для своей работы. Да, конечно, из нее есть выход в садик за домом, но других преимуществ я не заметила. Узкая длинная комната с низким потолком. Ее стены, видимо, недавно выкрасили белой краской, но и после этого она все равно выглядела темной и мрачной.
Прямо напротив лестницы, как я и предполагала, имелась дверь черного хода. Она была наглухо закрыта. Единственное зарешеченное окно тоже было закрыто и выглядело так, будто его не открывали уже лет сто. Хотя на переплетах рамы со стороны комнаты виднелась свежая краска, снаружи стекла были грязными, в подтеках и паутине. Дневной свет с трудом пробивался сквозь эту серую пелену.
Новый белый письменный стол, оснащенный компьютером, принтером, телефоном и факсом, стоял у одной из длинных стен. Новенькие белые, еще пустые полки для книг висели над ним. Вдоль другой стены располагались светло-голубые стеллажи для папок с рукописями и вырезками. Но вся эта новая мебель не очень помогала оживить атмосферу.
Я заметила у дальней стены гору ящиков и коробок, возвышающуюся почти до потолка. «Может быть, комната будет выглядеть не так мрачно, когда мы распакуем ящики, расставим по полкам книги, папки и все остальное», — подумала я. И все же это маловероятно. Было здесь нечто такое, что смущало и подавляло меня. Как будто необъяснимой тяжестью давило на меня сверху. Может быть, это из-за низкого потолка? Или из-за того, что в комнате только одно, да и то подслеповатое оконце?
А, может быть, причина в странном удушливом запахе. К запаху свежей краски и пластмассы примешивалось что-то еще. Какой-то затхлый смрад — смесь сырости, плесени и тлена.
Я невольно поежилась.
Эбнер вперился в меня своими странными глазами.
— Здесь, внизу, всегда холодно, — сказал он. — Я сейчас принесу обогреватель, чтобы вы не мерзли.
— Это, наверное, удивит тебя, — сказал он, передавая мне свой блокнот.