— Том уже поправляется, — заметила я.
— Ну, это уже детали, — отмахнулся он.
Я засмеялась. Я хорошо знала Элмо. Ему не хотелось портить его леденящую кровь историю.
— Слушай, Лиз. Я ведь на самом деле чего звоню, — он немного помолчал, потом выпалил: — Вся эта история с подвалом, Моной Снагг и так далее…
— Можешь не волноваться, я уже по этому поводу не схожу с ума, — сказала я.
В трубке послышался облегченный вздох Элмо.
— Ну и отлично, — сказал он. — Но тем не менее я разговаривал насчет этого с отцом, и он говорит, что его отец всегда был уверен, что Тилберри Оттерс и Мона Снагг и впрямь уехали вместе. Сложили вещички, да и дернули в тот же день. Он говорит, дедушка часто, бывало, об этом рассказывал и очень смеялся.
— А что тут смешного? — не поняла я.
— Да вроде бы, этот Тилберри Оттерс был настоящий старомодный джентльмен. Очень добропорядочный, почтенный и так далее. Дед говорил, что никогда бы не подумал, что Оттерса интересовало что-то еще, кроме его коллекции марок, — Элмо опять засмеялся. — Я читал кое-что из его обзоров, и, можешь мне поверить, дед был прав — одни только марки, марки и опять марки. Причем даже в газете Оттерс писал больше о своих собственных марках, чем о чужих. «Мои экземпляры первых бразильских марок… ля-ля-ля…» Или: «я отыскал мою бесценную „Пенни Блэк“… ля-ля-ля…» Можешь себе представить. Одним словом, был просто помешан на марках. И вот тебе — пожалуйста! Никогда не знаешь, что у человека на уме.
— Как ты думаешь, а у Уилса Раиса есть тайная любовь? — хихикнула я.
— Нет, — напрочь отверг это предположение Элмо. — В данном случае, я думаю, в тихом омуте черти не водятся — он на самом деле такой, каким кажется. Ни о чем другом, кроме своих марок, не помышляет. Дай ему волю, так в нашей газете не было бы ничего, кроме заметок о марках и бридже. В пятницу он был в редакции, сдавал свой обзор, и знаешь, что он заявил отцу? Что если тот напечатает мою статью, то тем самым втянет «Перо» в сомнительные дрязги. От этого Раиса одна головная боль! К счастью, отец его не послушал.
— Не расстраивайся, Элмо, — успокоила я его. — В четверг твое имя засияет в лучах славы. А его будет по-прежнему теряться где-то на последней странице.
Элмо засмеялся, сказал мне: «До скорого!» — и повесил трубку.
Я вернулась к телевизору. Но на экране была такая беспросветная тягомотина, что через несколько минут мои мысли опять переключились на то, что сказал Элмо. Было в его словах что-то такое, что встревожило и насторожило меня.
Если Тилберри Оттерс был таким добропорядочным педантом, как могло случиться, что он сложил чемодан и уехал, даже не известив «Перо» о своем отъезде? Мне это казалось странным. Вот и Перри тоже назвала его «пожилым джентльменом». Если уж Перри считала его «пожилым», каким же старым он должен был казаться Моне Снагг! Поэтому допустить, что она в него влюбилась, было бы абсолютной нелепостью. И чем больше я старалась отогнать от себя эти мысли, тем назойливее они лезли мне в голову.
Опять зазвонил телефон. На этот раз звонила мама Тома. Ему снова стало хуже, и в школу в понедельник он не придет. И не сможет пойти с нами к Эбнеру Кейну.
Я почувствовала, что понедельник надвигается с неумолимой быстротой.
* * *В садике перед домом Эбнера Кейна наконец закипела работа. Лишь только войдя туда, мы услышали, как за огромной кучей из веток, кирпичей, старых покрышек, жестянок из-под пива и колы и свежевыдранных сорняков кто-то с шумом орудует лопатой и киркой. «Да уж, работка — не позавидуешь», — подумала я и обрадовалась, что Эбнеру не пришло в голову поручить расчистку этих непроходимых джунглей нам. Я бы скорее согласилась работать на городской свалке, чем в этом саду.
Эбнер Кейн долго не открывал. А когда, наконец, открыл, вид у него был неважный — отсутствующий взгляд, темные круги под глазами. Он вытаращил на нас глаза так, будто не мог понять, что мы здесь делаем.
— Мы пришли приводить в порядок ваш кабинет, мистер Кейн, — напомнила ему я.
Облизнув губы, он широко распахнул дверь. При звуке ударов кирки о кирпич нервно дернул головой. Потом лицо его прояснилось.
— Ах, да! Это садовник, — невнятно произнес он. Его взгляд остановился на нас. — А вы — убирать в кабинете и печатать… Ну да, проходите. Я сейчас схожу наверх за кассетами.
Он оставил нас в залитой красным светом прихожей и вскоре вернулся с двумя кассетами.
— Много вы наговорили, — сказала я, с беспокойством посматривая на них.
Он кивнул.
— Да, дело идет быстро. Книга пишется как бы сама собой, — и снова удивленно уставился на нас. — Сегодня вас только четверо?
— Ришель и Том слегка приболели, — ответил Ник, сбрасывая с себя куртку. — Мы теперь ждем, кто будет следующим, — вскинув бровь, он внимательно посмотрел на Эбнера. — Похоже, это зависит от «На грани срыва», верно? — и засмеялся.
Но Эбнеру Кейну такая шутка не показалась смешной. Наоборот, его лицо выражало растерянность, между бровями появились напряженные морщинки.
— Ладно, работать надо, — сказала Санни.
Эбнер не двинулся с места.
Санни, обогнув его, пошла по коридору. Элмо и я последовали ее примеру. Ник немного подождал, но, видя, что Эбнер продолжает стоять, тоже протиснулся мимо.
Мы спустились в кабинет. Эбнер вернулся наверх, в свою комнату.
На стуле, где раньше сидела Ришель, валялось полотенце. Но все прочее оставалось без изменения — ничего не было сделано, чтобы убрать беспорядок. На потолке по-прежнему ярко алело пятно. А под полотенцем, как представилось мне, кровь все еще впитывается в обивку стула.
— Не дом, а жуть какая-то, — передернула плечами Санни. — И холод опять собачий.
Я ничего не ответила. Просто пошла к столу и включила компьютер.
Эви первая услышала, что кто-то скребется. Так — тихо-тихо. Сначала она подумала, что это разыгралось ее воображение. Тоби всегда так говорил. У нее засосало под ложечкой при мысли о Тоби. В последнее время ему было не до разговоров.
Вновь послышался этот скребущий звук. И осторожный шорох, будто кто-то крадется, что-то волоча за собой. Ее взгляд невольно обратился к подвальной двери.
Опять этот подвал! Я остановила пленку.
— Эй! — тут же услышала я голос Элмо и стащила с головы наушники. — Лиз, ты слышишь? Слышишь этот звук? В подвале кто-то есть!
Я похолодела. Казалось, мое сердце вот-вот остановится. А когда шорох послышался снова, оно забилось так сильно, что я чуть не задохнулась.
— Ага, привидение в подвале! Сейчас оно до тебя доберется, Лиз, — тут же не преминул съехидничать Ник. Потом поежился: — Черт, ну и холодина здесь, — сказал он, набрасывая куртку на плечи.
Санни напряженно прислушивалась.
— Это всего лишь садовник, — объявила она через минуту. — Он, наверное, разбивает кирпичи своей киркой где-то снаружи дома, и звук по стенам передается сюда.
— По-моему, это где-то ближе, — возразил Элмо.
— Акустический обман, — небрежно заметил Ник. — Подвал — это ведь, в принципе, всего лишь большая пустая яма. Поэтому ничто не мешает прохождению звука.
Ну да, большая пустая яма. Я снова надела наушники. Пусть, по крайней мере, голос Эбнера заглушит эти звуки. Я постаралась забыть, что вообще слышала их. Мой взгляд рассеянно скользнул к окну. Мне показалось, что-то красно-белое мелькнуло у задней калитки.
Мои глаза округлились. Я вскочила с места. Это что же, мне уже видения мерещатся? Я протерла глаза руками, как это часто делают персонажи в фильмах ужасов.
Когда же, убрав от лица руки, я снова посмотрела в окно, там никого не было. Если женщина в красном клетчатом платье еще раз навестила меня, сейчас она уже успела уйти. Я медленно опустилась на стул.