Слова Рушди пришлись как нельзя кстати. Они словно открыли мне глаза и подтолкнули к реализации собственного замысла. Безусловно, у других есть право рассказывать свою историю о «карикатурах на пророка Мухаммеда», как им заблагорассудится, но ведь и я могу рассказать свою историю. Поэтому моя книга — не история о «карикатурах на пророка Мухаммеда» и не попытка охватить все стороны самого скандала и последующей дискуссии. Наверняка есть и другие версии, не менее правдивые, чем моя, и скорее всего, более полные. Я никоим образом не претендую на объективность. Единственная моя цель — поведать свою историю, рассказать о своем личном восприятии событий и эпизодов, которые я сочту нужным упомянуть. Я старался установить взаимосвязь между различными обстоятельствами и сформировать собственное мнение о событии, будоражащем мою жизнь и жизнь датского общества последние пять лет. Поэтому в книге я также рассказываю о своих ценностях и об ассоциациях с прошлым, навеянных карикатурным скандалом, о важных для меня отношениях, о повлиявших на меня встречах, о книгах, которые я прочитал, и странах, которые посетил. Это также попытка установить связь малой и большой историй, моей личной истории и карикатурного скандала как внутридатского события, которое приобрело мировой размах. На стыке малой и большой историй и отыскивается объяснение ранее упомянутого противоречия между моим восприятием себя как не особо конфликтного человека и мнением мировой общественности обо мне как об опасном и безответственном «возмутителе спокойствия». Поэтому в ходе повествования я заостряю внимание на процессе становления моих взглядов и полученном опыте, сформировавшем меня как личность. Я также постараюсь проанализировать недавнее прошлое времен холодной войны, как ее непосредственный очевидец, и отдельные события европейской истории, которые представляются мне важными. Например, я собираюсь подробно рассмотреть религиозный раскол в Европе XVI века как результат Реформации — протестантского бунта против католической церкви, а также более позднюю дискуссию о сомнении и вере, знании и невежестве, в ходе которой родилось представление о терпимости — толерантности, а следствием стала эпоха Просвещения XVIII века.
Какую позицию занимаю в «деле о рисунках» я сам, на нем основываются мои политические ценности?
Разумеется, на меня сильно повлияли такие социально-политические процессы в Дании 1960—1970-х, как массовые протесты молодежи, ее борьба против авторитарных тенденций в обществе, а также типичные для того времени мечты о либерализации и партнерстве. Но решающую роль в формировании моего мировоззрения сыграли знакомство с СССР в 1980 году, брак с советской гражданкой и изучение правозащитного движения в Советском Союзе. Полученный за железным занавесом опыт укрепил меня в главном убеждении — что у людей гораздо больше общего, нежели разделяющего их частного, хотя культурные, религиозные и исторические различия, казалось бы, свидетельствуют об обратном.
Это, однако, не означает, что нужно сбросить со счетов культуру и историю. И то и другое всерьез влияет (как положительно, так и отрицательно) на структуру и функционирование общества. Одни культуры придают большее значение свободе личности, другие ратуют за приверженность коллективу. Культура и история зачастую играют весомую роль в конфликтах, их могут использовать, чтобы оправдать подавление прав личности, но при этом они не являются вечными и неизменными величинами. Культуры хотя и медленно, но меняются. Вспомните такие страны, как Испания, Греция, Португалия, где еще несколько десятилетий назад господствовал авторитарный режим, где военная хунта сумела захватить власть, инакомыслящие томились в тюрьмах, а женщина не располагала равными правами с мужчиной. Сейчас все они — члены ЕС. Или вспомните Южную Корею и Чили, где во времена диктатуры политическая оппозиция жестко подавлялась действовавшим режимом. Сегодня это правовые государства с открытым обществом. Эти примеры призывают нас быть осторожнее в оценках, когда под воздействием имеющихся стереотипов мы попытаемся охарактеризовать какую-либо культуру как «несовместимую с демократией и свободой».