Хмыкнув, Галина ушла вслед за мэром, а после, заперев кабинет, удалились и Ершов с Инной. Вскоре они добрались до его дома:
— Но, Ерш, — плакала Инна. — Как такое могло случиться? Мама и Вовочка, они же только ругались.
— Ругались, когда он водил тебя в кабак, когда он спал с тобой. Я заподозрил их уже тогда, когда увидел, как они играют в теннис, какие они азартные игроки, какие дополняющие друг друга партнеры.
— Но, Ершик, а как же мне теперь жить-то на этом свете?
— Как всем. Будешь растить ребенка, работать, молиться, а если повезет, то настанет время, когда Бог даст тебе за мученья твои и радость любви, и счастье веры.
ДЕЛО О ПРАВНУКЕ НЕЧАЯ
Толстый лысый профессор медицины Иерихон Антонович Быченко долго трезвонил в дверь. Наконец, замок звякнул, и перед профессором предстал мятый, заспанный переводчик-авантюрист Сергей Ершов. Мотнув головой, Ершов зевнул в ладонь, извинился:
— Проходите в кухню, угощайтесь сладким, ставьте кофе, я сейчас.
Когда через несколько минут умытый и причесанный Ершов вошел в кухню, кофе булькал в тигле, а Иерихон смачно жевал конфеты.
— Серега, — хмыкнул профессор, — чем это ты по ночам занимаешься?
— Дело молодое, — скорчив ханжескую гримасу, попытался замутить воду Ершов, испытывающий ощущение банального мерзкого похмелья.
Розовощекий Иерихон чмокнул губами.
— Сейчас хватанем кофейку, проснешься.
— Уже, — скривился Ершов.
— Ерш, — проникновенно внушал за завтраком Иерихон, — надо помочь старому Нечаю.
— Дедушке отечественного машиностроения?
— У него пропал правнук.
— Его внучка родила сына?
— У него есть дочка от той жены, на которой он лет в шестьдесят пять женился. А еще у него был сын, рожденный году в восемнадцатом. Звали его Павлом Мухановым, он после школы поступил в летное училище, провоевал всю войну, остался в кадрах, но очень рано, лет в пятьдесят умер. Внук Нечая Костя, классный программист, уехал два года назад в Канаду по контракту, а Пашка — правнук — болтался в институте экспериментальной медицины в должности старшего лаборанта и неделю назад исчез. Пашкина жена и мать теребят милицию, прокуратуру — все без толку. И старый Нечай позвонил мне.
— Чтоб вы впрягли меня? Исчезновение — дело муторное: налетел Пашка случайно на маньяка, в случайном месте, в случайное время…
— Не такой был Пашка, чтобы случайно на что-то налетать. Мог, конечно, но вряд ли. А вот причин прибить его было достаточно. В той же семье желать его смерти могли и кровные родственники, ибо он неожиданно оказался потенциальным наследником по двум линиям, а мать его считает, что и жена убить могла. На службе потенциальных убийц и вовсе не счесть.
— Убийц старшего лаборанта? Он что, сам злодей? Кнопки им на стулья раскладывал? — недоверчиво хмыкнул Ершов.
— Помнишь анекдот, — заулыбался Иерихон, — как сдавали дом к празднику? Четырехэтажный. И в спешке забыли гальюны в него встроить. Задумались власти, кого же туда селить? Потом сообразили: на первом этаже улица близко — любого можно; на второй решили селить студентов — тем всегда некогда, не до этих дел; на третий — пенсионеров, они все на анализы носят. С последним этажом долго ничего придумать не могли, но вдруг вспомнили, что существуют научные сотрудники, которых хлебом не корми, дай только на кого-нибудь нагадить. А Пашка очень умным был и методики ставил отлично. Он за те восемь лет, что в институте провел, десятка три диссертаций успел слепить.
— Как так?
— Ученый от Бога, вот так.
— Но вы же говорили, что он всего-то старший лаборант.
— Ну да. Сам он не защищался, даже в мэнээсы не подавал.
Первую пару сделанных им тем у него отняли, тогда он плюнул на карьеру и сам стал торговать диссертациями.
— Я не понимаю…
— Вот в чем дело. — Иерихон закрыл глаза, говорить начал медленно, причмокивая губами между предложениями. — Я вот в науку пришел в сорок три года, бывший фронтовик, офицер, видный хирург, и мне сначала не мешали, пока я кандидатскую делал. Но уже докторская моя восемь лет лежала, я и строчки в ней не поменял, защитил потом с блеском, а вот восемь лет перед этим ни в один ученый совет не мог пристроить. И сейчас я профессор Бы-ченко, Быченко, я Быченко, который работает профессором, а сколько у нас профессоров, у которых за должностью фамилию не расслышать… У нас в медицине как говорилось: «Ученым можешь ты не быть, а кандидатом быть обязан». И масса народа прилично платила за кандидатские корочки.
— Нет, — недоуменно спросил Ершов, — сам-то он почему не защищался?