— Мы не привыкли, чтобы нам звонили по телефону, диктовали свои условия и угрожали!
— Я вам не угрожаю, — ответил Мейсон. — И у меня нет никакого желания вам угрожать. Я просто представляю интересы одного из моих клиентов и делаю первый шаг, который является необходимым для защиты этих интересов, а именно: я говорю вам, чтобы вы забыли об этой истории. Вы, со своей стороны, тоже можете действовать через адвоката, который будет представлять вас. Я предпочел бы иметь дело с вашим адвокатом. Ему я и объясню, на каких с юридической точки зрения законных основаниях я поступаю подобным образом.
— А мне вы не можете назвать хотя бы одну причину, почему вы этого требуете? — спросил редактор.
— Вы когда-нибудь слышали о таком термине, как «право личности на негласность»?
— О чем только не слышат редакторы газет, — прозвучало в ответ. — Хотя я представляю себе этот пункт закона довольно смутно, но все же слышал о нем.
— Этот пункт, в частности, предусматривает, что каждый человек имеет право на то, чтобы его имя не афишировали и не склоняли, если он сам того не захочет.
— Минутку, — перебил его редактор. — Я не адвокат, но все же знаю, что этот пункт имеет и исключения. Если человек становится известным или популярным, он уже не подпадает под этот пункт. И если человек сам способствует тому, чтобы стать популярным…
— Прошу вас, не трактуйте мне пункты закона, — сказал Мейсон. — А просто попросите своего адвоката позвонить мне по телефону.
— Вы считаете, что я не прав и хотите обсудить это с адвокатом? — спросил редактор.
— Отнюдь нет, — ответил Мейсон. — В своей формулировке вы правы. Но после определенного срока, прошедшего с тех пор, как человек был популярен, он снова приобретает право на то, чтобы его имя не склонялось в газетах.
— Боюсь, что не совсем вас понимаю, — сказал редактор менее уверенно.
— Если кассир крадет из банка сто тысяч долларов, это считается новостью и сенсацией, — ответил Мейсон. — И газеты имеют право опубликовывать фотографии похитителя, отчеты из зала суда и так далее. Но после того, как виновный уже заплатил свой долг обществу, был выпущен на свободу и возвратился к честному труду, упоминать в газетах о преступлении, за которое он уже рассчитался, вы не имеете права. Этим вы нарушаете пункт о неприкосновенности личности.
— Все это понятно, — согласился редактор. — Но данный случай под этот пункт не подпадает. Ведь речь идет о молодой красивой женщине, которой гордится все общество. Разве есть что-либо постыдное в том, что она стала победительницей на конкурсе красоты?
— Вы можете публиковать материалы, касающиеся самого конкурса красоты, но вы не имеете права прослеживать жизнь Элен Калверт начиная с этого конкурса и кончая нашими днями… Я бы все-таки хотел, чтобы ваш адвокат созвонился со мной…
— Нет, нет, нет! — воскликнул редактор. — В этом нет необходимости, мистер Мейсон. Вы придерживаетесь такой позиции, и у нас нет оснований вам не верить. История эта не настолько важна, чтобы ради нее затевать судебный процесс. Вы говорите, что представляете интересы голливудского продюсера… Могу я задать вопрос? Видимо Элен Калверт участвует в создании фильмов, только под другим именем?
— Нет, не можете, — сказал Мейсон.
— Что не могу?
— Задать такой вопрос.
Редактор засмеялся.
— Хорошо. Вы, конечно, заинтриговали меня и внесли в эту историю элемент таинственности. К тому же мы понесли кое-какие расходы, чтобы раздобыть сведения. Например, мы узнали, что мать Элен Калверт вторично вышла замуж за Генри Леланда Берри и по брачной лицензии мы могли бы…
— В первую очередь вы можете навязать себе на шею очень неприятный судебный процесс. И я не собираюсь ни стращать вас, ни пререкаться с вами…
— Меня нелегко застращать.
— Вот и чудесно! — сказал Мейсон. — Пусть ваш адвокат свяжется со мной по телефону. Меня зовут Перри Мейсон, и я…
— Можете не продолжать, — сказал редактор. — Ведь вы довольно известный человек. Целый ряд ваших защитительных речей был даже опубликован в газетах. Мы тоже печатали ваши великолепные выступления в суде.
— Отлично, — сказал Мейсон. — Попросите вашего адвоката побеседовать со мной.
— Забудьте об этом, — сказал редактор. — Мы больше не будем заниматься этой историей… И благодарю вас за телефонный звонок, мистер Мейсон.
— Я рад, что вы поняли меня, — сказал адвокат. — Всего хорошего.
Он повесил трубку и повернулся к Элен Эддар.
— История не будет иметь продолжения, мисс Эддар.
Женщина открыла сумочку и протянула адвокату пятидесятидолларовую бумажку. Мейсон сказал Делле Стрит:
— Запиши адрес мисс Эддар, Делла, дай ей тридцать долларов сдачи и расписку в получении двадцати долларов в качестве оплаты за услуги… Думаю, что у вас больше не будет неприятностей, мисс Эддар. Но если все-таки будут — немедленно свяжитесь со мной.
— Большое вам спасибо, — ответила она. — Но я не могу оставить вам своего адреса.
Она величаво поднялась и протянула руку, давая понять, что разговор окончен.
— Но мы ведь должны будем связаться с вами, если возникнут какие-то осложнения, — сказал Мейсон.
Женщина решительно покачала головой.
— Тем не менее я осмеливаюсь настаивать на этом, — сказал Мейсон. — Со своей стороны уверяю вас, что не нарушу ваш покой, если того не потребуют ваши же интересы. Мне нужен хотя бы номер вашего телефона.
Какое-то мгновение Элен Эддар находилась в нерешительности, затем написала на листке номер телефона и вручила его Делле Стрит.
— Никому не давайте этот номер, — попросила она. — И звоните мне только в случае крайней необходимости.
— Можете не беспокоиться — мы умеем хранить тайны, — заверил Мейсон.
Элен Эддар взяла расписку и сдачу, мило улыбнулась на прощание и направилась к двери в приемную.
— Вы можете выйти другим путем, — сказал Мейсон, показывая на дверь, ведущую прямо в общий коридор.
Делла Стрит распахнула дверь.
— Благодарю вас, — сказала Элен Эддар и удалилась.
Когда дверь за ней закрылась, Мейсон многозначительно посмотрел на секретаршу и сказал:
— Вот и новое дело, Делла.
— Ты так думаешь? И в чем же заключается это дело?
— А вот этого я пока не знаю. Это дело, как айсберг: над водой видна лишь небольшая часть, а что скрыто под водой — неведомо. Нам известно только то, что жила на свете девушка, которая получила первый приз на конкурсе красоты и возомнила после этого, что весь мир теперь будет У ее ног. А потом, заметив, что забеременела, внезапно исчезла. Это произошло двадцать лет назад, когда люди не так-то просто смотрели на подобные вещи, и многие юные леди предпочитали смерть публичному позору. Но в данном случае мы сталкиваемся с таким характером, которого трудностями не испугать. Она не склонила головы, решительно порвала со всеми своими друзьями, твердо встала на собственные ноги и стала независимой, как королева.
— Но, с другой стороны, она так и осталась незамужней, — заметила Делла Стрит. — Видимо, чувствовала, что не имеет права выйти замуж, не рассказав всего своему будущему супругу… Но сейчас и на этот вопрос смотрят по-другому.
Мейсон задумчиво кивнул.
— Хотелось бы знать, что стало с ребенком.
— Сейчас ему уже должно быть девятнадцать, — заметила Делла. — И этот ребенок… Скажи, шеф, у тебя есть какие-нибудь предположения относительно судьбы ребенка?
— Нет… И я не отважился задать ей этот вопрос. Иначе обязательно бы спросил. Она хотела, чтобы на этой истории был поставлен крест — я так и сделал. — Мейсон посмотрел на часы и сказал: — Пришло время принимать другого клиента. Жизнь адвоката — это цепь чертовски запутанных дел.
2
На следующий день, около двух часов, зазвонил телефон. Делла Стрит послушала и сказала Мейсону:
— В приемной ждет человек. Он говорит, что пришел повидаться с тобой по крайне важному делу. Его зовут Джермен Дейтон. Утверждает, что это чрезвычайно важно… для тебя. А когда Герти захотела узнать какие-либо подробности, он заявил, что представляет «Гловервиллскую газету».