— Думаю, что это не случайно.
— Верно, — сказала она. — Я тоже думаю, что не случайно. И поняла это сразу, как только увидела публикацию. Поэтому-то я и обратилась к вам.
— И вы знаете, чем все это вызвано?
Она покачала головой слишком энергично. Было видно, что она лжет.
Мейсон улыбнулся:
— Вы чересчур эмоциональны в своем отрицании. А что вы можете сказать об отце своего ребенка?
— Я вам ничего не говорила о ребенке.
— Правильно. Вы стараетесь не касаться этого вопроса. Но зато вы сказали, что запаниковали и были против аборта. Путем логических размышлений можно прийти к выводу, что ребенок все-таки появился на свет и что в настоящее время ему уже девятнадцать лет. Вы совершили ошибку по молодости лет, но потом приспособились к новым условиям, почувствовали ответственность… И времена изменились. Сейчас уже иначе смотрят на матерей, имеющих внебрачных детей. Так что, причина вашей паники в другом. Полагаю, что это не сам ребенок, а что-то связанное с ним.
— Вы… Вы чертовски логичны, мистер Мейсон, — сказала она.
— И в то же время корректен.
Мгновение она находилась в нерешительности, а потом посмотрела ему прямо в глаза:
— Да, и корректен… Я пытаюсь защитить его — моего мальчика…
— Значит, это сын? — спросил Мейсон.
— Да, сын… И я хочу защитить его.
— От кого?
— От его отца.
— Ребенок имеет право на отца, — сказал Мейсон.
— Все прошлые годы он тоже имел право на отца, которого мог бы иметь и уважать. Но этот отец убежал от него в Европу и оставил меня беременной, предоставив самой выпутываться из создавшегося положения. Об этом я не могу рассказать своему сыну. Я обязана защитить его от этого.
— Вы не хотите, чтобы он узнал, что он — внебрачный ребенок.
— Частично — да.
— Мне кажется, будет лучше, если вы расскажете ему всю правду, — сказал Мейсон.
Официантка принесла повторные коктейли и меню. Они заказали три бифштекса, и официантка удалилась.
Элен Эддар поднесла бокал к губам и отпила добрую половину.
— Не пытайтесь загнать меня в угол, — сказала она.
— Я и не думаю этого делать, — сказал Мейсон. — Мне просто необходима информация, чтобы я мог помочь вам.
— Хорошо, — сказала она. — Я расскажу вам еще кое-что. Я была молодой, несмышленой, но красивой девчонкой. И вот я забеременела и получила за это тысячу долларов. Теперь я понимаю, что имел в виду тот человек, который утрясал для фирмы все неприятности. Он считал, что эти деньги позволят мне уехать из дома и сделать аборт, а потом я снова вернусь в отчий дом, приготовив для родителей какую-нибудь сентиментальную историю.
— Но вы этого не сделали, — сказал Мейсон.
— Да, я этого не сделала, — ответила она. — Я, правда, убежала из дома, но поступила на работу.
— На какую?
— Нанялась в прислуги.
— Ну, и дальше?
— Женщина, к которой я пошла в услужение, оказалась очень внимательной и вскоре обнаружила, что я беременна. Она жила вдвоем с мужем, детей у них не было и они собирались усыновить ребенка. Вот эта женщина и предложила мне, что когда придет время рожать, мы отправимся с ней в Сан-Франциско, я лягу в больницу под ее именем, и когда ребенок родится, свидетельство о рождении будет выдано на ее имя. Они обещали относиться к нему, как к родному. Это были очень милые люди.
— Вы так и поступили? — спросил Мейсон.
— Да, я так и поступила.
— И ребенок считает их своими родителями?
— Да.
— А вас он знает?
Элен Эддар допила коктейль.
— Это уже к делу не относится, мистер Мейсон, — сказала она. — Я и так рассказала вам вполне достаточно, чтобы объяснить свою позицию. И теперь вам должно быть понятно, почему я прошу о помощи. Я в состоянии оплатить ваш гонорар и хочу лишь, чтобы эти люди никогда, никогда, никогда не нашли меня.
— Точнее говоря, чтобы эти люди никогда не нашли вашего сына?
— Это одно и то же.
— Отец мальчика стал владельцем довольно большой фирмы после того, как умер его отец? — спросил Мейсон.
— Думаю, что да.
— Тогда, следовательно, сейчас он довольно богат?
— Возможно.
— А ведь он мог бы дать вашему сыну блестящее образование.
— Он мог бы дать ему блестящее образование и вообще быть большой поддержкой, но сын должен был бы приноравливаться к его образу жизни. А моему сыну уже девятнадцать лет, и трудности адаптации с лихвой перекрыли бы ему все возможные преимущества.
— Но если предположить, что отец мальчика внезапно умрет? — спросил Мейсон.
— Ну и ну! — сказала она. — Видимо, опытные адвокаты всегда затрагивают самые больные места. Дело в том, что фактический отец мальчика в настоящее время холост и не имеет детей, но у него есть два сводных брата, не работающих в фирме, и если он умрет, не оставив завещания, то они будут наследниками. Если же окажется, что он имел ребенка — пусть даже внебрачного, ситуация изменится. Если человек оставляет завещание, в котором сообщает, что у него есть основания полагать, что у него где-то есть сын или дочь и что основную часть денег он завещает этому ребенку… Короче, в этом случае его братья останутся, как говорится, при своих интересах.
— А что это за люди? — спросил Мейсон.
— Это не имеет значения… Да я и не знаю их. Но вы должны понять, что произойдет в этом случае, — она отодвинула бокал. — Больше ничего я не могу сказать вам, мистер Мейсон. Ваша задача заключается только в том, чтобы оградить меня и моего сына от всяких поползновений извне. Пусть друге считают, что меня не существует. А отцу желательно дать понять, что сын его умер.
Мейсон медленно покачал головой.
— Вы не согласны?
— У вашего ребенка есть определенные права.
— Я — его мать.
— Но у него есть и отец.
— Он недостоин называться отцом.
— Достоин или недостоин, — ответил Мейсон, — но у него тоже есть права. И у ребенка есть права. Скажу я вам и еще кое-что: я попытаюсь сделать все, чтобы они не нашли вас, во всяком случае, в настоящее время, но я не собираюсь делать для вас что-либо идущее вразрез с моей совестью.
— Меня это не устраивает, — сказала она.
— А меня это мало беспокоит, — ответил Мейсон. — Вы заплатили мне двадцать долларов, так что вы мне ничего не должны, и я вам тоже. Можете подыскать себе другого адвоката.
— Но ведь вы истратили на меня гораздо больше… Наняли детективов…
— Это не должно вас беспокоить, — ответил Мейсон. — Считайте это моим вкладом в дело.
Она на мгновение задумалась, а затем отодвинула свое кресло.
— Как адвокат вы должны сохранить в тайне все, что я вам рассказала. И вы не имеете права разглашать что-либо, касающееся этого дела. Я не знаю, сколько денег вы истратили на детективов, но я вам могу дать сейчас двести долларов. Вот они… Возьмите. И можете считать, что вы закончили это дело или, что это дело закончено для вас. Думайте, что хотите. Чем больше я наблюдаю за вами, тем больше прихожу к выводу, что вы чертовски совестливы, а в этом деле есть еще факты, о которых вы ничего не знаете… И я не буду вас больше задерживать. Я не голодна. Вернее, у меня пропал аппетит. Всего хорошего!
С высоко поднятой головой она величественно вышла из кабины.
Мейсон посмотрел на две стодолларовых банкноты, лежащих на столе, а потом перевел взгляд на Деллу Стрит.
— Гордая женщина, — сказал он. — Ну, а мы будем дожидаться наших бифштексов.
4
На следующее утро, ровно в девять часов, Пол Дрейк условным сигналом постучал в дверь конторы Мейсона. Дверь открыла Делла Стрит. Пол Дрейк, высокий мужчина с непринужденными манерами, без приглашения уселся в кресло для посетителей, обхватил руками колено и с улыбкой сказал Мейсону:
— Снова будешь ломать себе шею?
— Буду, — ответил Мейсон.
— Ну и ломай на здоровье, — сказал Дрейк. — Если кто-то приходит к тебе с пустяковым делом, то как только ты возьмешься за него, оно сразу перерастает в дело об убийстве.