— Ты берешь это дело, шеф, только потому, что знаешь: он не сможет заплатить хорошему адвокату.
— Можно же допустить, — нахмурился Мейсон, — чтоб иной раз появился хромой старик, ворчливый, с персидской кошкой и без денег.
В длинном коридоре застучал костыль, перемежаясь со звуками шагов. Джексон открыл дверь с видом человека, который, посоветовав избежать неразумного шага, отказывается отвечать за последствия. Вошел пожилой мужчина, весь в морщинах, с тонкими губами, кустистыми седыми бровями, лысый и неулыбчивый.
— В третий раз к вам прихожу, — сказал он раздраженно.
Мейсон указал на стул:
— Садитесь, мистер Эштон. Извините, я расследовал дело об убийстве. Как зовут вашу кошку?
— Клинкер. Он — кот, — сказал Эштон и уселся на большое черное кожаное кресло, держа перед собой костыль двумя руками.
— Почему Клинкер? — спросил Мейсон.
— Юмор такой. — Глаза и губы старика и не думали улыбаться.
— Юмор? — переспросил Мейсон.
— Да, я раньше в кочегарке работал. Клинкер там постоянно гремел и звенел[1]. Я так его назвал, потому что вечно он грохотал и все опрокидывал.
— Любите его? — спросил Мейсон.
— Он единственный мой друг во всем мире, — хрипло сказал Эштон.
Мейсон поднял брови.
— Я ведь привратник. По-настоящему я не работаю. Дом много лет заперт. Хозяин жил в Карменсите. Мое дело — бродить кругом, убирать двор да подметать ступеньки. Раза три-четыре в год хозяин устраивал уборку, все остальное время комнаты заперты и ставни закрыты.
— Там никто не жил?
— Никто.
— Зачем же он арендовал дом?
— Так уж надо было.
— И хозяин оставил завещание?
— Да. По завещанию за мной остается место, пока я могу работать, а если не смогу — обо мне должны позаботиться.
— Наследники — двое внуков?
— Трое. Но в завещании упомянуты двое.
— Расскажите о ваших неприятностях, — предложил Мейсон.
— Хозяин сгорел во время пожара в загородном доме. Я об этом не знал, пока мне утром не позвонили по телефону. Владелец дома теперь — Сэм Лекстер. Он красивый мальчик, но не любит животных, а я не люблю тех, кто не умеет обращаться с ними.
— Кто был в доме во время пожара? — спросил Мейсон.
— Уинифред. То есть Уинифред Лекстер, внучка. Потом Сэм Лекстер и Фрэнк Оуфли — внуки. Миссис Пиксли была — экономка. И еще сиделка — Эдит де Во.
— Еще кто? — спросил Мейсон.
— Джим Брэндон, шофер. Ушлый парень. Знает, с какой стороны хлеб маслом намазан. Поглядели бы вы, как он Сэма Лекстера обхаживает.
Эштон даже стукнул по полу костылем, чтобы выразить отвращение.
— Еще кто?
Эштон пересчитал по пальцам тех, кого уже упомянул, и добавил:
— Нора Эддингтон.
— А она что за человек? — Мейсон, очевидно, наслаждался зрелищем этих разных характеров, увиденных циничными глазами Эштона.
— Корова она, — ответил Эштон. — Послушная, доверчивая, добрая большеглазая дурища. Но ее не было, когда дом загорелся. Она приходящая.
— Когда дом сгорел, работы для нее не осталось?
— Верно. Она после того и не приходила.
— Так ее можно и не считать. Она в деле не фигурирует.
— Можно бы, — сказал Эштон со значением, — если бы она не была влюблена в Брэндона. Воображает, что Джим на ней женится, как разбогатеет. Ну, пробовал я объяснить ей кое-что насчет Джима Брэндона, да она и слушать не хочет.
— Откуда же вы так хорошо знаете этих людей, если вы живете в городском доме, а они — за городом?
— Так я ж туда, бывало, приезжал.
— Вы ездили на машине?
— Да.
— Машина ваша?
— Нет, хозяин держал ее возле дома для меня, чтоб я мог приезжать к нему за инструкциями. Он терпеть не мог сам ездить в город.
— Что за машина? — спросил Мейсон.
— Шевроле.
— Больная нога не мешает править машиной?
— Этой — нет. На ней есть дополнительный тормоз. Ручной.
Бросив многозначительный взгляд на Деллу Стрит, Мейсон снова повернулся к морщинистому лысому старику:
— Почему же Уинифред не упомянута в завещании?
— Никто не знает.
— Значит, вы сторожили городской дом?
— Именно так.
— Адрес городского дома?
— Ист Вашингтон, тридцать восемь двадцать четыре.
— Вы все еще живете там?
— Да, и еще Лекстер, Оуфли и слуги.
— Другими словами, когда сгорел дом в Карменсите, они переехали в городской дом, так?
— Так. Они бы все равно переехали после смерти хозяина. Они не из тех, кому нравится жить в деревне. Городское любят.
— И они возражают против кота?
— Сэм Лекстер возражает. Он душеприказчик.
— В какой именно форме он возражает против кота?
— Сказал, чтоб я избавился от животного, иначе он его отравит.
— Причину объяснил?
— Не любит он кошек. А Клинкера особенно не любит. Я внизу сплю и окно держу открытым. Клинкер прыгает туда-сюда, знаете, небось: нельзя же кота взаперти держать. А у меня нога больная, не могу я много выходить. Клинкер сам гуляет. Когда дождь, лапы у него пачкаются. Прыгнет в окно — и всю грязь мне на постель несет.
— Окно над вашей кроватью? — спросил Мейсон.
— Прямехонько над ней, там Клинкер и спит. Никому он не мешал. Сэм говорит: он белье портит, счета из прачечной большие. Счета! А уж он-то за ночь в клубе тратит — на десять лет хватит прачечную оплачивать!