«Когда я увижу старину Кима, вежливой не буду. Сначала его обезьяна, если она еще жива, а потом он».
— Мистер Клэр, можете найти эти канистры?
— Волшебник… да, у меня есть пара идей. Конечно, пока это догадки.
— И определите природу угрозы, яд это или что-то другое? — знала ли Британия размер и опасность этого оружия? Правящий дух был древним и мудрым, но Виктрис была упрямой, а Знание было новым. Или это проект какого-то министра пошел не туда?
«Я мало знаю о корнях проблемы», — она глубоко вдохнула, пытаясь успокоить пульс, прогнать покалывание пота под руками и на изгибе спины внизу.
— Я постараюсь, — он звучал, к счастью, уверенно.
— Хорошо. Я оставлю это в ваших умелых руках.
— А сейчас?
«К чему вопросы?».
— Нас ждет путь. Гения нужно остановить.
— И привести на суд Короны?
— Возможно, — она не была убеждена. — Он может пригодиться для справедливости, мистер Клэр.
«Хоть я хотела бы увидеть, как он умирает как мой Щит».
Она уже привыкала врать себе, да? Это было не лучшей привычкой для примы.
Неловкой и опасной.
— Как и мы? — он медленно и задумчиво встал. — Или я?
Она не могла поверить, что услышала этот вопрос. Она чуть не сорвалась.
«Я стою на горе трупов, Арчибальд. Не время обвинять меня в том, задумано ли ваше убийство».
— Если вы спрашиваете, смогла бы я…
— Нет. Не думаю. Прости, Эмма.
«Поздно. Это сказано, — боль в ее груди не утихала. — Будь ты опасностью для Британии, мне пришлось бы сожалеть».
— Именно. Берите карету и Людовико. Найдите гадкие канистры. И осторожно. Что бы вы ни думали, сэр, я не хотела бы потерять вас.
Может, Клэр ответил бы, но Эмма обратила внимание внутрь, нити эфирной силы закипели на пальцах. Если думать о задании перед ней, можно было отвлечься от боли под ребрами. Это просто ее корсет. Слова ментата не должны были так жалить, он все же был просто человеком.
«О, прима, врать себе очень плохо».
Глава тринадцатая
Не ходите туда, сэр
Валентинелли, разглядывая грязные ногти, не переживал с виду, пока черная карета мисс Бэннон ехала по улице. Он даже напевал арию из «Ribellio», еще и мимо нот.
Клэру казалось, что он в клетке с диким зверем. Он успел забыть, как опасен может быть неаполитанец.
«А мисс Бэннон?».
Хорошо, что ментаты редко кривились. Иначе Клэр сейчас кривился бы от своей глупости.
Дело было не в теории, ведь иначе особенности дела не объяснишь. Дело было в боли на лице Эммы Бэннон, которую она быстро скрыла, когда Клэр спросил.
Он имел в виду, конечно, что ценность мисс Бэннон куда больше, чем его, в данной ситуации. Корона могла зависеть от ее верности сильнее, чем мисс Бэннон догадывалась. Империя держалась на таких гордых слугах, как она.
Клэр часто думал о природе связи волшебницы с инкарнацией Британии, но убрал это в ящик загадок, что требовали внимательного и неспешного изучения позже. Она старалась скрыть происхождение, но у него было преимущество близкого знакомства. Призрак детской нужды и лишений висел над ней, и ее привязанность к королеве говорило о бое с этим призраком в характере человека больше, чем о долге империи.
Конечно, Эмма возмутилась бы или едко парировала, но Клэр думал, что, вполне вероятно, что волшебница защищала от вреда не Виктрис, а девочку, которую спасли от жестокой жизни, забрали из сточной канавы в сияющий мир гордых волшебников. Конечно, сильному желанию ребенка магии подошла бы служба высшей силе, и она явно видела свою борьбу в опасных первых годах правления Виктрис.
Этим утром мисс Бэннон неправильно его поняла, и Клэр тешил себя тем, что она была логичной женщиной и не станет держать обиду на его слова. Да?
И все же он еще не видел ее… уязвленной.
Утренняя давка в толпе и прочие сложности усилились за несколько часов, проведенных в квартире Копперпота. Ворчание, крики и ругательства заполняли тесный воздух Лондиния. Колеса двигались медленнее, и Клэр считал, как быстро распространится болезнь, и есть ли шанс у пострадавших выжить.
«Мог ли Щит заразить кого-то? Возможно. Физикер Дарлингтон? Нет, на его коже не было царапин… но все же», — Клэр мысленно выругался. Если канистры распространяли заразное заболевание, Эли мог тоже служить той же цели. В поведении Морриса почти ничего не было понятным, если он не задумал, чтобы болезнь передавалась от страдальца к страдальцу.
Карета дернулась и замедлилась. Крики и ругательства — может, улицу перекрыли? Клэр погрузился в мысли и едва заметил, когда Валентинелли напрягся.