— Видимо, нет смысла просить вас оставаться там, где я вас оставил, доктор Вэнс.
— О, верно, — его улыбка была довольной. — Вы так интересны, мистер Клэр. Я не знаю, как не сталкивался с вами раньше.
«О, Людо не зря обзывал вас. И за свои слова вы ответите в другой раз».
— Несомненно, моя мораль позволяет вам преимущество, — плохо с его стороны. Не достойно ментата.
Или джентльмена.
— Несомненно, — Вэнс не обиделся. — Мы не ладили, сэр, но лучше вам быть мне соперником, чем фоном. Так куда мы отправляемся? Отвечу: посоветоваться со странным Эдмундом Таршингейлом. Вы ведь с ним знакомы?
— Да, — Клэр посмотрел на Валентинелли. — Тогда в путь. Вы будете полезнее там, где я вас вижу, сэр. И Таршингейл ужинает рано.
Португальская улица была людной в это время. Холборн была известна тавернами и развлечениями, а еще закрытыми с виду домами, где можно было найти не совсем законные плотские утехи. Древние дома стояли, опустив плечи, в желтом тумане Лондиния. Их хмурые лица напоминали о несчастном статусе, законы касательно игорных домов слабее не стали.
Но Таршингейла не было в его доме на Золотой площади среди музыкантов, и Хартхел повез их на Холборн. Валентинелли в карете сверлил Вэнса взглядом, а тот молчал, возможно, в размышлениях.
Или что-то затевал. Кто знал?
Высокий Колледж короля, кирпичи пропитал дождь, поднимался хмуро в тумане вечера. Если Таршингейла не было дома, он был здесь, вежливо лечил пациентов, и научное беспристрастие служило его теориям. Он не был ментатом или целителем. Он даже не был гением. Он был увлечен, закончил свой курс лучше всех, постоянно бормотал о карболике, а товарищам читал нотации, как нужно обслуживать даже нижайших подданных Британии с равной заботой.
Если бы джентльмен — а он им был, несмотря на место проживания — был ментатом, сложность с вежливым обществом была бы приемлемой. Но его считали худшим спутником для ужина. Даже пациенты не любили его, хотя он помогал со странными случаями. Его бумаги были чудесами точности, поразительные теории и заключения скрывались за оградой густых слов, что могли погрузить принцессу в сон на многие годы.
Учитывая реакцию его коллег на эти теории и заключения, они не были не такими поразительными.
Комнатка, что была ему кабинетом, была в глубинах колледжа, полная бумаг и образцов на стонущих деревянных полках. Горбясь за столом, плавным почерком заполняя один из отчетов — черные волосы блестели в свете шипящей лампы — Таршингейл заворчал, царапая бумагу. Он обмакнул ручку, хрип его дыхания астматика хорошо слышался в тишине.
— Минутку, — пробормотал он, и первым в Эдмунде Таршингейле был его голос, низкий и насыщенный, хоть он плохо дышал. А потом Клэр смотрел, как он встает и тянется. Доктор был выше, он был нескладным, и этот рост, как подозревал Клэр, был одной из проблем Таршингейла, ведь возвышался он не только так.
Было бы куда больше, будь он ментатом. Но Судьба и Справедливость были слепы к качеству, особенно к тем, кто выводил их из себя.
Эдмунд поднял голову, бесстрастно взглянул на трех мужчин, его темные брови приподнялись. Но он вернулся к отчету, и Клэр в это время сравнивал комнату с прошлым визитом сюда. Он неслучайно рассмотрел халат Таршингейла — чистый этим вечером, без крови и жидкостей после операции. Его будут ждать дела, когда он допишет, и у Клэра было пару минут, чтобы заинтересовать его.
Таршингейл заговорил снова:
— Клэр, да? Мистер Клэр. Рад снова видеть. Могу узнать, что привело вас сюда?
«У меня мало времени, чтобы заинтересовать вас», — но Тарши любил манеры.
— Могу представить доктора Франциса Вэнса? А это мой человек, Валентинелли.
— Сэр.
— Сэр, — Вэнс слабо поклонился, а Валентинелли был неподвижен, как камень.
Клэр шагнул вперед.
— Прошу прощения за грубость, но есть загадка, в решении которой вы можете помочь. Я не только верю, но и убедил в этом правительство Ее величества.
Тишину нарушало только шипение газовой лампы.
— Сегодня много пациентов, — сказал Таршингейл сдержанно. — Некоторые мои коллеги точно смогут вам ответить.
— Ваши коллеги мало сталкивались с патогенной теорией, сэр. Они не помогут в этом деле.
— Это не моя теория. Она Пастера. И когда-то ее покажут…
«Перебить, пока не разогнался».
— Мой дорогой, я убежден. Только эта теория может объяснить то, что я видел. Поверьте, вы значительно поможете не только этому делу, но и доказательству без тени сомнений некоторых своих улучшений. Вы спасете жизни, Тарши.