И ее присутствие будет как крик в ночи.
Рисунки. Она листала страницы, ее подозрения подтвердились.
— Клэр будет рад, — пробормотала она. — Но мне не по себе Щит.
— Да, — он с любопытством смотрел на цветы в руке. Он понял послание? Это все было подстроено, букетик оставили в конце.
Но не Рудьярд. На доске был другой игрок. Главный волшебник. На службе Британии? Тогда зачем он мешал бы ей?
«Это мне совсем не нравится».
Клэр моргнул, глядя в линзы, настраивая их.
— Все еще корчатся. Мелкие вредители.
— В крови они сильно сопротивляются, — Вэнс склонялся над своим спектроскопом, его пальцы деликатно настраивали его. — Даже сильная перемена температуры не меняет скорость их размножения. Поразительно.
— Да, — Клэр подавил желание стукнуть кончиками пальцев по столу. — Хлорамин?
— Никакого эффекта, железо в крови стало кристаллизироваться. Это я должен исследовать после всего этого. Применение было бы… вот как!
— Что?
— Ничего. Они живы, хотя кислотность повысилась. Они замедлились, но…
— …не достаточно, — закончил Клэр. Он влажно откашлялся, отвернув голову от образца. Пар поднимался от его щек, он раздраженно моргнул. В кабинете было холодно, и мисс Бэннон оставила чары, что удерживали температуру постоянной, чтобы этим помочь экспериментам.
Валентинелли дремал на стуле у двери. Он выглядел хуже обычного, щеки были в алых пятнах. Его дыхание стало свистом, но темный взгляд порой пронзал ножом спину Вэнса.
А тот ментат снял пиджак, несмотря на прохладу, и его рубашка прилипала к телу от пота. Он выбрал другую культуру и другое вещество из рядов справа, поместил образец с микроорганизмами под спектроскоп. Он откупорил порошок клорафината, отмерил ложкой, смешал с субстанцией мозга в маленькой стеклянной мисочке и выбрал пипетку из подставки, где они стерилизовались. Он тряхнул ею, пипетка остыла, и к чуме была добавлена микстура клорафината. Он настроил линзы и прижался к ним налитым кровью глазом.
— Взорвать бы все, — пробормотал он.
Клэр соглашался. Времени не было, но этот систематичный процесс был отличным шансом доя работы. Он сам работал с другого конца медицинского алфавита.
Шаги на лестнице. Дверь распахнулась, появилась мисс Бэннон с естественным румянцем и растрепанными кудрями.
— Записи Морриса! — воскликнула она, держа новый кожаный фолиант словно новое изобретение.
«Вот так сравнения, Клэр», — но его способности бунтовали.
— Как вы… — Вэнс застыл, символ вспыхнул золотом между пальцев мисс Бэннон в предупреждении. Доктор уже подходил к волшебнице. — Ах. Я. Кхм.
Клэр осторожно протер глаза.
«Он двигается очень быстро».
— Это поможет, Клэр? Признаюсь, я тут мало поняла, — это было странно, она радовалась. — Но вы можете. И пришло еще послание от короны. Я его еще не открывала, но будет плохо, если я ничего не объясню. Улицы полны кашляющих, люди падают на дорогах, даже уважаемые. Почему так быстро?
— Не знаю, — в голову пришла мысль. — Вы не видели жертв с ошейниками договора? Я спрашиваю, потому что ваши слуги еще даже не кашлянули, и…
Тихий стук, Валентинелли упал на каменный пол, и мисс Бэннон выронила фолиант. Клэр увидел, какой она была бы девушкой, и отругал себя за то, что думал, что увидел это раньше.
Она опустилась к Людовико, подоткнув юбки, и убийца слабо вскрикнул на своем языке. Его щеки были алыми, и тень под челюстью набухала, но не желтым, как у новой чумы, а черным, как у старой.
Клэр сжался.
«Он знал риск, я это объяснял — тут были опасные испарения. Как он получил это? На него повлияла яма с чумой? Но тогда это повлияло бы и на Морриса».
Дом волшебницы содрогнулся. Топот ног сказал ему, что слуги услышали зов госпожи.
Колени Клэра затрещали, он склонился к фолианту. Голова закружилась, его способности прогоняли это. Он думал сквозь сироп.
— Я не буду спрашивать, откуда у вас это, мисс Бэннон. Людовико нужно устроить удобнее. Мы попросим, если нам что-то понадобится.
— Хорошо, — она была белой как молоко, и он заметил, что от ее кожи в холоде пар не поднимается. — Я видела ошейники среди рухнувших, Клэр. Мои… похоже, крепкие.
— Или у вас есть иммунитет, мисс Бэннон. Мы не знаем точно.
«Кто знает, что получилось бы, будь у нас ваша кровь для анализа?» — он открыл фолиант, надеясь, что не звучит жутко. Его язык был тяжелым, пот был неприятным. Он пах патокой, чем-то сладким, и они еще не поняли, почему так происходит.