— Валя! Успокойтесь, — говорила мне Нина Викторовна. — Что вам до этих писак?
Ведь вы библиограф, а не журналист. — И добавляла:
— Знаете, чем хороша работа учителя? Тем, что в качестве профессиональной задачи здесь ставится необходимость если не любить, то уважать каждого своего ученика.
Наша беседа возвращалась в обычное русло, и я жалела о том, что не сказала ей правду о себе. Но момент был упущен, а терять дружбу старой учительницы мне не хотелось.
В среду приехал Скрипка. Я обрадовалась его появлению, потому что неожиданно для себя поняла, что успела соскучиться. Но радость моя оказалась преждевременной. С места в карьер Алексей заявил, что не позже пятницы я должна быть в Агентстве.
— Мог бы хотя бы ради приличия сделать вид, что приехал сюда ради меня, — обиделась я.
— А ради кого же? — искренне изумился он. — Шеф велел поехать и уговорить тебя прервать отпуск.
— Интересно, зачем я ему так срочно понадобилась?
— Не знаю, — пожал плечами Скрипка.
Я почти не сомневалась в том, что он врет, но по опыту знала, что допытываться бесполезно.
— Хорошо, — сказала я, — передай Обнорскому, что ты выполнил его поручение.
Увидимся в пятницу.
С этими словами я отвернулась, давая ему понять, что визит завершен.
— Ух и язва ты, Горностаева! — обиделся Скрипка. — Я к тебе, как к человеку, думал, мы вместе вернемся сегодня в город.
— Нет уж, дудки! — заявила я. — У меня еще день оплаченного отдыха.
— Как знаешь, — сказал он, садясь в машину и захлопывая дверцу.
Ночью я долго не могла заснуть, размышляя о том, что могло случиться в Агентстве. А утром сразу после завтрака стала готовиться к отъезду. Нина Викторовна была огорчена моим внезапным решением, но из деликатности воздерживалась от вопросов.
Срок ее пребывания в пансионате заканчивался завтра, и она с нетерпением ожидала племянника, который должен был приехать.
— Жалко, что вы уезжаете сегодня, — сказала учительница. — Я бы познакомила вас с Геной, он бы отвез нас вместе на машине.
— Вчера я уже отказалась от такой возможности, — ответила я.
— Этот молодой человек, который приезжал, — ваш друг? — осторожно спросила она.
— Нет, это друг моей бывшей подруги, — ответила я.
— Жаль, — сказала Нина Викторовна, — он такой славный и, по-моему, уехал очень расстроенным.
— Вам показалось, — усмехнулась я, подумав о том, что «славный» по отношению к Скрипке — явное преувеличение.
Мы тепло попрощались и обменялись номерами телефонов.
Перед самым моим уходом на станцию Нина Викторовна протянула мне маленький пакетик.
— Возьмите, Валя, на память. Я люблю от нечего делать вязать крючком маленькие милые пустячки. А потом дарю их приятным людям. Это — воротничок для блузки. Некоторое время назад я подарила такой же одной симпатичной даме. Она заходила к Геночке по делам и увидела, как я рукодельничаю. Представляете, пришла в такой восторг от моего кружева, что я решила подарить его ей. Она хотела деньги дать, но я не взяла. Пусть носит на радость. И вы — возьмите. Мне от этого только приятно. А вам, думаю, пойдет…
Сидя в электричке, я вспоминала Нину Викторовну, знакомство с которой стало самым ярким эпизодом моего летнего отдыха.
— Как ты к этому относишься? — спросила меня Агеева, когда в пятницу я появилась на работе.
— Положительно, — ответила я, полагая, что речь идет о золотом армировании.
— Да ты совсем ненормальная, Валентина, ввязаться в такую авантюру…
Договорить Марина Борисовна не успела, потому что на пороге возникла фигура Обнорского.
— Ну что, Горностаева, достукалась? — привычно пошутил шеф. — Пойдем потолкуем.
Предчувствуя недоброе, я пошла за ним.
В кабинете уже сидели Спозаранник, Повзло и Скрипка, который упорно делал вид, что не замечает меня. Ничего хорошего это не предвещало. Обнорский опустился в кресло и придвинул к себе пепельницу.
— Пока вы, госпожа Горностаева, любовались репинскими пейзажами, — начал он, — случилось страшное.
Зная склонность Андрея Викторовича к подобным словесным конструкциям, я молчала, ожидая продолжения.
— Валентина Ивановна! — продолжил за Обнорского Глеб. — Поскольку составление мониторингов кажется вам занятием утомительным, мы решили внести разнообразие в вашу жизнь.
Привычка Спозаранника выражаться эвфемизмами всегда выводила меня из себя, но сейчас я не среагировала даже на нее.
Поэтому паузу Глебу пришлось нарушить самому, что он и сделал весьма эффектно.
— Вам срочно предстоит стать горничной в квартире начальника Ревизионной палаты Карачаевцева.
От неожиданности я подавилась табачным дымом.
— Вы что, совсем рехнулись? — вырвалось у меня.
Спозаранник поморщился, он не любил грубых выражений. Строгим голосом он начал говорить о том, что если бы я внимательнее относилась к своим обязанностям по составлению мониторинга рынка недвижимости, то от моего внимания вряд ли укрылся бы факт приобретения начревом новой квартиры.
— Ну и что? — спросила я и подумала о Нине Викторовне.
— А то, — сказал Глеб, — что роскошная восьмикомнатная квартира на Дворцовой набережной, стоимость которой вместе с ремонтом составляет не менее ста тысяч долларов, досталась ему практически за копейки.
Мои секретные источники располагают информацией о том, что столь удачным приобретением Карачаевцев обязан некоему депутату Зайчикову, который до того, как занять место в ЗакСе, подрабатывал черным маклером и имеет большой опыт криминального расселения бывших коммунальных квартир.
— Между прочим, Зайчиков, — вступил в разговор Повзло, — является правой рукой небезызвестного Алексея Калугина, он же — Леха Склеп.
— Ну и что? — снова спросила я, краснея при воспоминании о своем плавании на яхте «Фетида» в обществе Калугина.
— Ты что, Горностаева, совсем уже не врубаешься? — взорвался Обнорский. — Склеп близок к опальному Вересовскому, и, если удастся доказать, что Карачаевцев таким образом получил от него взятку, карьере начрева конец.
От всего услышанного мне стало тошно.
Я понимала, что Обнорский, имевший давние счеты с Карачаевцевым, который лишил его заслуженного ордена за поимку преступника, не упустит возможности вывести начрева на чистую воду.
— Во вторник, — заговорил Повзло, — в сводке прошла информация о том, что горничная супруги Карачаевцева Марианны Цаплиной попала в автомобильную аварию.
Месяц ей придется провести в больнице. Мы подумали, что этой ситуацией надо воспользоваться. Нужны факты, без которых публикация материала чревата неприятными последствиями. Мы должны узнать правду об этой квартире. Внедрить туда своего человека — это единственный шанс.
— Каким образом? — поинтересовалась я. — Дать объявление в газете? Или ты собираешься прямо позвонить Цаплиной и предложить ей в качестве горничной сотрудника «Золотой пули»?
— Нет, конечно, — смутился Николай. — Но, учитывая твой богатый опыт внедрения, выбор пал на тебя.
— Спасибо за оказанную честь, — церемонно поклонилась я.
— Не ерничай, Горностаева, — сделал мне замечание Обнорский.
Здесь он снова пришел в хорошее расположение духа и произнес свой любимый монолог о том, что, когда отечество в опасности, каждый мальчишка с фауст-патроном нам дороже… Ну и так далее. На сей раз его слова не произвели обычного эффекта. Затея с горничной казалась мне абсолютно бесперспективной и в высшей степени дурацкой.
— Думать всем! — прозвучал зычный голос шефа.
На этой оптимистической ноте совещание закончилось.
— Ты что, не мог мне сразу сказать? — напустилась я в коридоре на Скрипку.
— А что бы это изменило? — резонно заметил он. — Так ты спокойно прожила «еще один день оплаченного отпуска».